У савана нет карманов что значит

У савана карманов нет?

У савана карманов нет. Но, некоторые индивиды, пытаются их «пришить», чтобы наполнить своим нажитым, «непосильны» трудом, добром и деньгами.

Жалкое и смешное зрелище:)

Вопрос классный. Но почему в категории «спорт»?

Он скорее философский. На тему, что сколько ни наживешь, а в тот мир голым уйдешь. И у савана карманов нет, а если бы и были, то там нам нажитое непосильным трудом или нечестным путем все равно не понадобится. Помнить бы об этом только.

Знаете, когда об этом вспоминаешь? Когда попадаешь в дома престарелых или в гериатрическое отделение больницы. Ну и не дай бог, онкологическое.

Разница между богатыми и бедным там почти незаметна. Максимум, кто побогаче, чуть в лучших условиях содержится. Только им это уж как-то без разницы.

Два ремня висят на мне и карманы на спине, а пойдёшь в поход он повиснет за спиной потому что — это туристический РЮКЗАК . Свою историю рюкзак начал с армейского ранца. Постепенно он дорабатываться для удобства карманами для увеличения вместительности. Альпинисты доработали, увеличили высоту и снабдили ремнями для крепления снаружи н габаритной амуниции.

В карманы мужских трусов вполне можно прятать кое-что ценное, нужное и желательно не слишком большое, а ещё лучше плоское. Такими вещами могут быть, к примеру, денежные купюры, пластиковые карты или документы. По всей видимости, в таком месте денежки удачно прячутся.

Скажем, вдруг будучи в гостях у малознакомых людей захочется раздеться до трусов (мало ли что бывает) и если кому-то вздумается рыскать по карманам Ваших штанов, а денежки то при Вас. Или на пляже опять же безопасно можно прогуляться, а если завернуть деньги и документы в герметичный пакетик, тогда и плавать можно в таких трусах, не боясь кражи.

Ещё такие карманы в мужских трусах удобны для презервативов, скажем оказался случайно и внезапно в такой ситуации, что стоишь в одних трусах перед обнаженной незнакомой женщиной, страстно жаждущей необузданного секса, а тут трусы с карманами как раз кстати. Главное заранее разложить по карманам пару десятков презервативов, а то ведь неизвестно в какую ситуацию попадешь.

Из своих собственных карманов вынимаю, не забываю. Правда у меня очень редко в карманах что-то бывает вообще. Не люблю я в карманы что-то класть, неудобно, мешает. Потому и ничего страшного нет, если бы не проверила.

А вот домашние бывает, оставляют в карманах что-то, забывают. Притом, все знают, что в их карманах я никогда не шарю даже перед стиркой. Напоминаю, если не забуду, чтобы сами проверяли, когда что-то в стирку отдают. Привыкли уже. Но если не проверили, оставили — содержимое стирается вместе с другими вещами.

Хотя, ещё ни разу такого чего-то особенного в стирку не попадало — телефоны, документы. Деньги иногда, мелочь, колечко как-то дочь оставила. А младшая, было, карманы камнями набила на прогулке — красивые выбирала и складывала. Часть не вынула дома уже. Вот мы несколько и постирали.

Мне кажется, вам проще будет научиться не оставлять ничего важного в карманах. Сами подумайте, что легче: научить кого-то или научиться самому?. Но если вы хотите именно отучить жену от этой привычки, могу предложить несколько советов:

Носите в кармане что-то звенящее, монетки с ключами к примеру.

Попробуйте класть в карманы что-то объемное, если есть такая возможность.

Приклейте стикер на стиральную машину или дверь в ванную с надписью что-то вроде типа «Не забудь проверить карманы. «. Естественно, надпись лучше сделать заметной, благодаря маркерам или фломастерам.

Источник

У савана карманов нет.

Есть вопросы, на которые ты не знаешь ответов.

Сколько ты проживёшь? Когда и где умрешь? Кто и как тебя похоронит? Где будет место твоего упокоения? Как тебя будут вспоминать? Как долго тебя будут помнить? Будут ли твои потомки молиться за тебя?

И есть вопросы, на которые ты точно знаешь ответы:

Ты умрёшь. С собой туда ты ничего не возьмёшь. Ни машину, ни квартиру, ни золото-серебро. Ничего, кроме своих дел, добрых или злых.

Если ты никогда не думал о Боге и о том, что будет с тобою после твоей смерти, и отгоняешь эти мысли от себя, то ты просто врёшь самому себе. Почему врёшь? Да потому что ты – творение, создание Бога. И в тебе, в твоей душе есть знание об этом. О том, что ты потомок Адама и Евы. А они-то были в Раю. И своим детям рассказали про Рай. Про то, что, если они будут жить по Его законам, то потом, после смерти они попадут в Рай. И кто-то из потомков Адама и Евы верит в это. А кто-то нет… Ты веришь?

Этот мир – испытание. Театр. Игра и забава. Кто осознает это – молодец. А кто нет – глупец. И только добрые дела валютой будут на Судном Дне. И, если будет много такой валюты, – то будет тебе, Бог даст, прощение и место в Раю. А если нет, то никто, кроме тебя в этом не виноват…

И не оправдывайся, что тебе этого никто не говорил. Ты читал об этом. Слушал передачи. Смотрел видео. Тебе об этом говорили. И сейчас ты читаешь про это. И от того, какой ты выбор сделаешь, такой он и будет.

А те тела, в которых мы сейчас, — они как автомобили. А душа водитель… Куда водитель поедет, туда и машина.

Когда автомобиль приходит в негодность, от старости или от аварии, то не сможет больше ездить. Водитель просто выходит из автомобиля. Так же и душа выходит из тела. Ты посмотришь на своё тело, как на старую, изношенную рубашку. И у тебя не будет никакого сожаления, если ты вёл правильный образ жизни. Не грешил. Не врал, не воровал. Не блудил.

А, если грехов было много, то ты будешь просить у тех, кто пришёл за твоей душой, чтобы они дали тебе еще хоть месяц, хоть день, хоть час… Чтобы успеть хотя бы помолиться. И попросить у Того, кто создал этот мир, этот театр, прощения за свои грехи…

Сейчас ты сам себе врёшь, что жизнь еще очень долгая и ты еще успеешь подготовиться. Поговори с теми, кто уже не следит за рейтингом в Инстаграмме, не гонится за модой. Спроси у них: быстро ли, по их мнению, прошла жизнь? Ты удивишься, что все они тебе скажут одно и то же.

Сходи на любое кладбище. Почитай надгробные памятники. Посмотри на даты жизни и смерти. Ты увидишь, что там, на кладбище много тех, кого можно было считать молодыми. Они, ведь, тоже что-то планировали.

Теперь пойми одну простую вещь. Ты тоже будешь лежать в подобном месте.

Недаром древние говорили: memento mori — помни о смерти. И, если захочешь, почитай в интернете пословицы и поговорки о смерти всех народов мира.

И потом поразмышляй об этом хоть пару часов. Сходи на чьи-то похороны. Потом ты увидишь, что очень много из того, что ты считаешь ценным , нужным и модным, вообще не имеет никакого смысла перед лицом вечности. И поймёшь, что многие проблемы — не проблемы.

Источник

У савана нет карманов что значит

«В саване нет карманов» – статья раввина А. Штейнзальца о деньгах и доброте

Сегодня, в период глобального экономического кризиса, затронувшего почти каждого, особенно хочется уделить внимание благотворительности. В ожидании лучшего людям остается мобилизовать последний ресурс – добрую волю и общечеловеческие моральные качества, такие, как сочувствие, сострадание и милосердие, заложенные в наших сердцах, в значительной степени способствовавшие развитию такого социального института, как благотворительность – оказание безвозмездной помощи нуждающимся.
Предлагаем всем прочитать статью раввина А. Штейнзальца «В саване нет карманов»,
где прекрасный знаток еврейской души размышляет о сути и значении денег для человека, что сегодня особенно актуально для большинства людей. Быть может, прочтя эту статью, кто-то иначе взглянет на материальный мир и станет чуточку добрее и мудрее.


В саване нет карманов

Раввин А. Штейнзальц

Древняя еврейская пословица гласит: «В саване нет карманов». Эта пословица верна по сути, так как к савану действительно не пришивают карманы. Но смысл заключается, конечно, не в дословном значении, а в том, что в гроб с собой ничто не возьмешь. Нет карманов ни для чеков, ни для купюр. Эта тема затрагивает вопрос имущества людей. Все знают, что то, чем обладает человек, ограничено продолжительностью его жизни. Все те блага, которыми владеет человек при жизни, – верит ли он в вечность души или нет, – приходят к концу. То есть человек может наслаждаться тем, что у него есть, до конца своей жизни, долгой или короткой, но не более того. Не вдаваясь в нездоровые мысли о смерти (когда она наступает и как она выглядит), важен другой вопрос: что делают люди с тем, что у них есть? Бедняки не задаются при жизни этим вопросом, так как у них нет возможности реализовать даже минимальные жизненные потребности. Люди же со средним достатком стремятся обустроить свою жизнь, и они не обременены проблемой лишних средств.
Но что происходит с людьми, у которых все жизненные потребности обеспечены с избытком? Что они делают со своими деньгами? Выясняется, что деньги можно тратить на различные вещи, но существует одно основное ограничение – оно связано с телом. Тело существенно ограничивает человеческую способность получать удовольствие. Например, каждый в состоянии съесть только ограниченное количество пищи. Конечно, можно попытаться втолкнуть в себя больше, чем способен съесть, но все равно тело является емкостью, объем которой ограничен.
Один из богачей древнего Рима имел привычку вызывать рвоту после еды, чтобы съесть дополнительные блюда. Но и тот, кто может позволить себе есть не четыре, а восемнадцать раз в день, все равно ограничен. Человек также в состоянии наслаждаться половыми контактами и другими физическими удовольствиями до определенной границы. Таким образом, человеческое тело ограничивает возможность наслаждаться разными вещами при отсутствии внешнего ограничения.
После рассмотрения темы удовлетворения физических потребностей человека, которые сами по себе довольно скромны, рассмотрим духовный аспект. Большинство людей не склонно воспринимать его как духовный. Имеется в виду духовность не в смысле высоких материй или святынь, а как противоположность физическим потребностям. Есть разница между сытной пищей и деликатесом, приготовленным шеф-поваром. Несмотря на то, что эти виды пищи не отличаются друг от друга калорийностью и способностью насытить, разница состоит в украшении и эстетике, а также в их стоимости. Можно отведать блюдо из павлиньих языков или какой-то уникальной рыбы, которая водится только в одном определенном месте в мире. Несмотря на то, что разница во вкусовых ощущениях несущественна, в духовном плане ценность изысканной пищи выше. Люди украшают свою жизнь разными способами – от украшения пищи до украшения домов, так как границы домов много шире по сравнению с человеческим телом.
Говорят, что все женщины выглядят в темноте одинаково. В этом есть доля правды. Мужчина, который тратит крупные суммы ради красивой любовницы, платит не за чувственное наслаждение, а за духовное. И хотя странно говорить о человеке, стремящемся обладать красивыми любовницами, как о духовном, он является таковым. Такой же вид духовности характеризует человека, построившего дом с огромным количеством комнат. Но на самом деле существование трех или семидесяти комнат не принципиально – у человека есть только одно тела, которае он может разместить в этих комнатах. В одном древнем еврейском проклятии один желает другому, чтобы у него был дворец с сотней комнат, а в каждой – десять кроватей. И чтобы у него была такая зубная боль, что он прыгал с кровати на кровать от боли.
Многие ходят в казино играть в азартные игры. Только малая их игроков ходит туда, чтобы попытаться выиграть и разбогатеть. Большинство приходит в казино для других ощущений – остроты впечатлений, риска. Людей привлекают опасности и приключения, так как игра с опасностью или со смертью – это раздражитель совсем другого уровня.
На другом жизненном этапе наблюдается погоня за почетом и уважением. Это стремление является дорогостоящим, но может наполнить человеческую жизнь. Дополнительный вид духовного наслаждения заслуживает обычно большего уважения в глазах других людей, но на самом деле ничем не отличается от предыдущего, – удовольствие от чтения книг или от приобретения знаний. В этот список можно добавить также музыку и искусство. Для реализации стремления к этим наслаждениям требуются существенные средства.
На определенном жизненном этапе некоторые приходят к выводу, что их настоящее имущество – то, которое было отдано ими другим, так как оставшееся у него осталось в прошлом, а отданное другим живет в настоящем и будет существовать в будущем.

Источник

Ближайшие тренинги

Новости синтона

Новое на сайте

Подпишитесь
на нашу рассылку!

В саване нет карманов

Когда Долана вызвали в кабинет главногоредактора, он знал, что предстоит разнос, и весь путь наверх думал:как стыдно, что ни одной газете ни на что не хватает мужества. Какхотелось бы снова вернуться в дни Дэна и Грили, тогда газета былагазетой, а каждый номер вызывал оживленный отклик, и не было низапретных, ни неприкасаемых тем. Вот бы поработать репортером в однойиз тех старых газет! Не то что сейчас, когда в стране полномикроскопических херстов и узколобых макфадденов, 1 бьющих в барабаны и размахивающих флагами в каждом номере своих газети провозглашающих Муссолини новым Цезарем (только с самолетами иотравляющими газами), а Гитлера новым Фридрихом Великим (только станками и гомосексуальными пироманьяками). Распродажа патриотизма посниженным ценам, работа на тираж – и больше, черт бы их побрал,никаких забот и проблем.

(Господа, очень сожалеем, чтоне можем предоставить вам сегодня к обеду грузовики для вывозанаграбленного из Сити-Холла 2 ,однако мы просто обязаны представить их к вечеру. После шести часовмы будем счастливы оказать вам эту любезность. Или: о да, сэр, мистерДилейнеси, мы все прекрасно понимаем. Обе дамочки невесть зачемоколачивались прямо перед автомобилем вашего сына. О да, сэр,ха-ха-ха! А запах спиртного, конечно же, вызван досаднойслучайностью: кто-то пролил коктейль на его костюм.)

«Желтая хрень», –входя в кабинет Томаса, главного редактора, сказал себе Долан, имея ввиду газеты.

– Откуда взялась этаистория? – спросил Томас, показывая два листка газетнойкорректуры.

– Там все в порядке, –ответил Долан. – Эта история – верняк.

– Я не об этом спрашивал. Яспросил, откуда вы ее получили.

– Получил еще позавчера. Вовремя последнего тура чемпионата. А что?

– Звучит весьма фантастично…

– Не только «звучитвесьма фантастично», но и на самом деле весьма фантастично:ведущий бейсбольный клуб сознательно заваливает регулярный чемпионатради выгоды горстки азартных игроков… Похоже, вы решиливыбросить эту историю тоже?

– Да, но это не единственнаяпричина, почему я вас вызвал. Забудьте об этом материале. Поговорим оделах…

– Подождите минуту, –перебил Долан. – О таком нельзя забывать. Чертвозьми, бейсбольный клуб – обманщик. Каждый, кто смотрелчемпионат, знает, что они были в отличной форме. Никто и несомневался в их победе. Кроме того, этот скандал не наш эксклюзив.Другие газеты тоже получили эту информацию, и сегодня она будетнапечатана в вечерних выпусках. Кого мы защищаем – самих себя,что ли?

– О, не думаю, что кто-тостанет раздувать скандал, – сказал Томас. –Возможно, все не так ужасно, как вы полагаете.

– Я полагаю? Да это жепохлеще старого скандала с «Блэк Сокс». Бейсбол, должнобыть, сегодня в полном прогаре, если никто не напечатает эту историю.

– И Лэндис пока чтопребывает лишь вторым рефери. Теперь смотрите, Майкл, –рассудительно сказал Томас, – не следует прибегать к таким аргументам каждый раз, когда вы хотите сорвать на ком-то личнуюзлость. Вы знаете политику нашей газеты…

– Конечно, конечно, конечно.Я знаю политику этой газеты. Я знаю политику каждой газеты в городе.Я знаю, черт подери, политику каждой газеты в стране. Кишка тонка укаждой по отдельности, и у всех них, вместе взятых.

– Почему вы всегдастараетесь обидеть людей? Почему всегда пытаетесь раздуть скандал?

– Я не пытаюсь ничего«раздувать». Материал, который вы отбросили, –НОВОСТЬ! В очередной раз вы перечеркиваете новость. На прошлой неделетак было с малышом Дилейнеси.

– Мы не стали поднимать шум,потому что просто нет смысла губить жизнь хорошего парня.

– Здорово, о господи! И этонесмотря на то, что он загубил пару хороших жизней. Напился, вихлялпо улице, вылетел в зону безопасности и убил двух женщин. Да, сэр,ему пришлось сильно потрудиться, чтобы сбить несчастных… Внашей газете не было ни слова об этом, вы отказали в публикациистатьи. И конечно же, его старик, один из наших главныхрекламодателей, не имел к вашему решению никакого отношения.

– Вы чрезмернодонкихотствуете, – сказал Томас.

– В самом деле? –спросил Долан, сжав тонкие губы. – А что было пару недельтому назад, когда я принес репортаж о реорганизации ку-клукс-клана?

– Ку-клукс-клан мертв. Этоуже не клан.

– Верно-верно, тогдаКрестоносцы – или как там они себя называют. Роза неединственная вещь на свете, которая благоухает одинаково, как ее ниобзови. Они одеваются в балахоны и колпаки и проводят тайные сборища…

– Я уже пытался вамобъяснить, что ни одна газета в городе не станет писать оКрестоносцах. Это чистый динамит. И чем скорее вы откажетесь отреформаторских идей, тем больше заработаете.

– Ради бога, перестаньтеобзывать меня реформатором, – разгневанно произнесДолан. – Вас послушать, так выходит, что можно черт-те чтовыделывать прямо средь бела дня, никто вам и слова не скажет, если выодин из политических воротил или Воров-С-Большой-Буквы, и уж темболее о вас не напечатает ничего ни одна газета! Томас, вы же, чертподери, знаете, что губернатор этого штата – проходимец, какихмало? А что случилось с той статьей, которую я принес в прошлом году?О пьяном конгрессмене – с его письменным свидетельством подприсягой? Вы и ее зарубили. Ладно, черт с ней. Но вот бейсбольныйклуб попался на договорном матче, и я даю готовую, четкоаргументированную статью; а вы знаете, что все мои материалыжестко привязаны к фактажу, – и все-таки называете меняреформатором! А как насчет тех сотен ребят, которые сотворили из этихбейсболистов героев, буквально землю целуют за их ногами, ходяткаждый день на их тренировки, а «герои» на самом делепродажные твари! Как насчет них?

– Ну это уж слишком, –сказал Томас. – Сядьте и успокойтесь, господин Дон-Кихот.

– Черт! Да я никогда неуспокоюсь. Не газета, а богадельня грёбаная!

– Ладно, – жесткопроизнес Томас. – Я и так позволил вам лишку. До сеговремени я питал некоторые надежды и старался не обращать внимания навашу воинственность и богохульство, все ждал, рано или поздно самипоумнеете. Мне приходилось сражаться за вас… а ведь менястолько раз просили от вас избавиться. Вы ничего не знали. Ну таквзгляните на это, – сказал он, дотягиваясь до ящикавходящей корреспонденции. – Читайте.

«Межведомственная связь ежедневных газет

Тема: Майкл Долан

Мистер Ладди позвонил вчера в«Спортивные товары ОТерна» по поводу нового контракта.Это, как вы знаете, один из наших лучших рекламодателей. ОТернрешительно отказался обсуждать новый контракт из-за того, что Доландолжен его фирме $154.50 более года – за теннисные ракетки,мячи и клюшки для гольфа и т. д. Он справедливо замечает, чтосотрудничать с газетой можно только при условии, что ее служащиебудут оплачивать свои долги.

Поймите меня правильно…»

– Я постоянно получаюсообщения из коммерческого отдела о ваших долгах рекламодателям, –сказал Томас.

– Смех, да и только, –хмыкнул Долан, отправляя записку назад в ящик. –Коммерческий директор хочет, чтобы я погасил долги. Похоже, емуникогда не приходило в голову, что газеты тоже своего рода должники.Например, перед общественностью.

– Не собираюсь большевозвращаться к этому, – заявил Томас. – Нашивзгляды кардинально расходятся. Возможно, я окажу вам услугу, еслиуволю вас.

– Ничего не выйдет, –резко бросил Долан. – Я сам ухожу. Мне здесь больше нечегоделать.

Майкл заканчивал освобождать письменныйстол, когда открылась дверь и в кабинет вошел Эдди Бишоп –ведущий криминальной хроники с пятнадцатилетним стажем. Майклу всегдаказалось, что если бы Пэт О’Браен 1 существовал в действительности, то выглядел бы примерно так, какЭдди.

Бишоп вошел не один: с ним быладевушка.

– Так что, ты и в самом делеуходишь или это треп? – спросил Бишоп.

– Ухожу, – кивнулДолан, глядя на девушку, стоявшую рядом (кабинет был так мал, чтотроим было уже тесно); непроизвольно он отметил, что ее губы самыеалые и сочные изо всех, когда-либо виденных прежде.

– Познакомься с МайройБарновски, – предложил Бишоп и лукаво подмигнул. –Ты, наверное, знаешь Майка.

– Я видела вас в несколькихпостановках театра-студии, – сказала Майра, протягиваяДолану руку. – Вы выглядели неплохо.

– Спасибо, –вежливо ответил тот.

Когда их руки соприкоснулись, Доланвздрогнул и дернул плечами, смутился, но девушка, похоже, не обратилавнимания…

– Из-за чего вы сцепились? –спросил Бишоп.

– Да все та же песня. Ещеодна статья, которую он отказался печатать.

– Завидую твоемухарактеру, – признался Бишоп. – Вот так взять иуйти… Чертовски завидую. Не будь у меня жены и детей, сто летназад послал бы Томаса и его хилую газетенку куда подальше.

– Не обращайте на насвнимания, – кивнула Майра Долану.

– Я практически закончил, –сказал Долан. – Осталось только избавиться от мусора.

– И что теперь собираешьсяделать? – спросил Бишоп.

– Не знаю. Сначала надосообразить, рад ли я происшедшему или не очень.

– Теперь особенно следуетбыть настороже, – предупредила Долана Майра, подносяпальчик к самым красным-прекрасным губам, – и неподдаваться…

– Да чего там, –отреагировал Бишоп, – конечно же, рад. Уж поверь мне. Покрайней мере, вернул чувство собственного достоинства.

– Сменим пластинку, –предложил Долан, глядя на него и пытаясь улыбнуться.

Ему нравился Бишоп. Всегда нравился.Бишоп – друг. Бишоп такой друг, к которому можно подойти испросить, как произносится то или иное трудное имя или названиегорода, не рискуя услышать смех за спиной.

Вдруг захотелось, чтобы Бишоп пришелодин, без Майры Барновски (он задавался вопросом, кто она, откудавзялась и почему заставила его чувствовать себя таким смешным), чтобыможно было признаться, что улыбка и безразличие – наигранные, ана самом деле все накатывает паника и чувство беспомощности. Ведьжурналистика – единственное дело, которое он знает; и неправильнее ли вернуться к Томасу, и извиниться, и пообещать бытьхорошим мальчиком в будущем, и держать рот на замке. Но Бишоппоявился не один, а привел Майру Барновски…

– Все будет в порядке.Увидимся на ланче, – кивнул Долану Бишоп и повернулся,собираясь уходить.

– Не стоит сейчас оставлятьего, – сказала Майра. – Он почти готоввернуться к боссу, извиниться и попроситься обратно. Возьмем его ссобой, а то он и в самом деле это сделает.

Долан повернулся и удивленно посмотрелна нее.

– Не стоит удивляться, –усмехнулась Майра. – Догадаться совсем нетрудно. Это всенаписано на вашем лице. – Она повернулась к Бишопу ипродолжила: – Как причудливо тасуется колода. Если бы я сегодняутром встала с постели на минуту позже, если бы провозилась наминутку больше, если бы пропустила свой автобус, если бы остановиласьвыпить привычную чашечку кофе – и почему я не остановилась?Странно, я никогда не пропускала свой утренний кофе; задержись я насекунду дольше или остановись на кофе, то пропустила бы встречу свами. А не окажись я здесь, Долан непременно бы пошел и попросилсяснова взять его на работу. И наверняка бы получил ее. Но теперь этогоне произойдет. Он покончил с этим. Вам не кажется это странным? –спросила Майра Додана.

– По меньшей мере… –вздрогнув, сказал Долан, глядя на нее взглядом мужчины, знающего, чтоженщина, на которую он смотрит, раскинется, стоит только попросить,обнаженная на постели; ее тело будет прекрасным и жаждущим ласки. НоДолан также знал, или предчувствовал (что одно и то же в философиичувств): сам по себе акт принесет не больше удовлетворения,чем обладание прекрасной, но бездушной куклой.

Это испугало; и теперь Майклпонял, почему вздрогнул, когда коснулся ее руки. Затем – такжевнезапно, в единый нерасчленимый миг – осознал, что именнодевушка пыталась сказать своей сумбурной речью по поводу того, какоказалась здесь. Неловкие слова скрывали, но и подчеркивали еесмущение. Они оба почувствовали нечто схожее… Предположим, она остановилась бы выпить чашечку кофе…

– Я готов, –решительно сообщил Майкл, поднимая пакет со своими вещами, инаправился к выходу.

Майра Барновски остановила его у двери.

– Взгляните еще раз на свойкабинет, – сказала она. – Вы больше никогдасюда не вернетесь…

Они втроем пообедали в «Ретскеллере»,и в этот же день Долан отправился в «Кистоун паблишинг компани»на встречу с Джорджем Лоуренсом.

Это была фирма, которая печаталакоммерческие журналы для страховых и автомобильных компаний и дляпоставщиков металлообрабатывающего оборудования.

– Давайте поговорим осотрудничестве, мистер Лоуренс, – сказал Долан. –У вас здесь солидная типография, а у меня есть хорошая, как я думаю,идея. Хочу издавать журнал.

– А что с газетной работой?

– С меня хватит. Уволился.

– И какой это будет журнал?

– Так, немного похожий на«Нью-йоркер», хотя, возможно, не настолькососредоточенный на житейских мелочах. Я еще не все продумал; сам язаймусь социальной сферой и развлечениями. Буду писать иредактировать статьи, в которых была бы одна правда.

– О, обо всем, чтопроисходит. Политика, спорт. Стараться осмысливать происходящее ипредостерегать людей.

– Это больше из газетнойсферы, не так ли?

– Теоретически, да. Толькона самом деле никто этим не занимается. Попросту боятся и называюттрусость дипломатией.

– Не самое худшееназвание, – сказал Лоуренс. – А какой выпредполагаете тираж? И какого качества бумагу собираетесьиспользовать?

– Минуточку, –попросил Долан, – вы, очевидно, не поняли. Я не заказываювам издание журнала. Я хочу, чтобы его издавали вы, но при этомпозволили мне редактировать и поставлять материал.

– Не понял, –сказал Лоуренс, нахмурившись. – Брать на себяответственность за издание журнала? Ну уж нет. Лишняя головная боль.

– Отвечать за все буду я, ане вы.

– Что вы под этимподразумеваете? Что мне придется платить за это, так, что ли?

– Вы обеспечиваете бумагу ипечать, а я забочусь обо всем остальном. Реализация, реклама, тираж…

– Простите, Долан, но покачто я не заинтересован в этом предложении.

– Но, мистер Лоуренс, выединственный в городе, у кого есть подходящее оборудование. Начальныезатраты не так уж велики – у вас есть бумага и станки, а такойжурнал сделает чертовски много денег. Конечно, не следует забывать очетырехстах тысячах горожан, которые получат Справедливость, но небудем об этом: вы – бизнесмен, и это деловое предложение. Есливы отдаете журнал мне, я смогу гарантировать двухтысячный тиражпервого выпуска. Приличный тираж, не правда ли?

– Весьма, –согласился Лоуренс.

– А в дальнейшем будетнамного больше, – сказал Долан. – Я расшевелюэтот город. И не говорите, что люди не будут читать наш журнал.

– По плечу ли ноша? –мягко поинтересовался Лоуренс.

– Кто-то же долженпотянуть, – огрызнулся Долан.

– Вы наживете множествомогущественных врагов.

– Будьте уверены, что и вытоже. Только представьте, мистер Лоуренс, наш журнал будет сохранендля потомства в Смитсоновском институте. В стране не осталось ниодной честной с читателями газеты, ни одного периодического издания!Они все прикормлены с помощью рекламных контрактов или политическихпристрастий! Вот почему это самая замечательная возможность в вашейжизни! Уверен, у нас появятся враги. Мы должны сделать своимипротивниками всех жуликов и воров. Но порядочность будет снами.

– Пока что во властныхструктурах порядочности нет, – негромко сказал Лоуренс.

– Ну так с Божьей помощью мыее туда продвинем! Не думайте, – произнес Долан торопливо,немного встревоженный испуганным выражением лица Лоуренса, –что весь журнал будет только и делать, что ворошить осиные гнезда.Вовсе нет, это будет общесоциальный журнал, апеллирующий к публикеВестон-Парка. И все же в каждой статье, о чем бы она ни была, мыдолжны попытаться докопаться до сути вещей.

Чуть помедлив, Лоуренс отозвался:

– Долан, со многими вашимиустремлениями я совершенно согласен. Но открыть журнал… япросто не найду денег, даже ради такого случая.

– Сколько, по вашему мнению,будет стоить первый выпуск?

– Не имею представления.

– Ладно, в первомприближении – сколько?

– Какой объем журнала?

– Примерно как «Нью-йоркер».Двадцать четыре полосы.

– Подождите, –попросил Лоуренс и, нахмурившись, принялся считать в уме. –Около полутора тысяч долларов на две тысячи экземпляров.

– Хорошо, предположим, ясоберу полторы тысячи долларов и оплачу первый выпуск и он пойдет вреализацию. Это решит дело?

– Если первый выпуск пройдетуспешно, издание вас заинтересует?

– Тогда увидимся позже, –сказал Долан, вставая.

Тем же вечером, в перерыве междурепетицией сцен «Метеора», 1 он загнал Джонни Лондона в гримерную.

Джонни Лондон отстоял на два поколенияот жителей бревенчатых домиков, поселения которых превратились ввеликую метрополию. В городе, именуемом Колтоном, двадцатиэтажноездание, принадлежащее Лондону, было возведено точно на месте хижиныего деда.

– Слушай, что для тебяпятнадцать сотен баксов, Джонни? – спросил Долан. –Ты же собрал все наличные в мире.

– Совсем чокнулся! –возопил Джонни. – Клинический дурак! Я, черт возьми, почтиразорен.

– Ненавижу просить, нопятнадцать сотен баксов для тебя – капля в море и целый мир дляменя.

– Что ты собираешься делатьс такой кучей денег? Для чего они тебе?

– Хочу издавать журнал. Еслипоможешь – подпишу с тобой половинную долю.

– Ну-ну. Могу представить,на что будет похож этот журнал. А как с твоей работой в газете?

– Проехали. Уволился сегодняутром.

Джонни присвистнул и схватился заголову:

– Вот это да! Слушай, Майк,так нельзя. Черт, ты же становился знаменитым. Твою колонку читаливсе! Смотри-ка, твой приятель Дэвид, – сказал Джонни,понижая голос.

– Ребята, выходите, –зашумел Дэвид, врываясь в гримерную. – Последний актвот-вот начнется, и вы со всеми остальными должны ожидать своиреплики.

– Мы здесь обсуждалинебольшое дело, – сообщил Долан.

– Хорошо, теперь, когда высовсем-совсем закончили, вы пойдете на сцену?

– Но мы не «совсем-совсем»закончили, – огрызнулся Долан.

– Ладно, уже идем, –кивнул Джонни.

– Спасибо большое! –воскликнул Дэвид и умчался.

– Он забывает, что этотеатр-студия. Забывает, что нам за это не платят.

– Не расстраивайся попустякам. Он не может по-другому.

– Гомик несчастный! Эта егочертова самонадеянность меня достает.

– Он совсем не хотел тебяобидеть. На самом деле он восхищается тобой. Но тебе и вправду лучшеотправиться на сцену. Ты – звезда и должен служить хорошимпримером для остальных любителей.

– Так как насчет денег?Дашь?

– Я скажу тебе послерепетиции.

– Джонни, какого черта тыусаживаешь меня задницей на раскаленную сковородку?

– Это Майер, –сказал Джонни. – Пойдем…

– Можно вас на минуту,Долан? – позвал Майер из зала.

– Конечно, –ответил Долан, спускаясь по ступенькам туда, где режиссер сидел сДэвидом и парой других подчиненных.

– Вы понимаете, что у насвсего шесть репетиционных дней? – спросил Майер.

– Конечно, –кивнул Долан.

– А работы еще уйма. Оченьхотелось бы, чтобы вы ответственно подошли к своей роли.

– Я ставлю эту пьесуспециально для вас. Два сезона вы просили поставить «Метеор»,и теперь, надеюсь, вы хотя бы из простой вежливости соблаговолитепоучаствовать в мизансценах и потрудитесь своевременно подаватьреплики.

– Я только поговорил сДжонни Лондоном пару минут.

– Это не извиняет вашейгрубости.

– Умышленно – я негрубил. Просто голова забита множеством дел.

– Ясно. Возвращайтесь закулисы и попытайтесь сосредоточиться на спектакле. Итак, –Майер обратился к людям на сцене, – с последней реплики,начали.

Репетиция закончилась незадолго передполуночью.

– Ну что же, неплохо, но ине хорошо, – сказал Майер. – Вы способны набольшее. Пожалуйста, подучите свои роли. Особенно вы, Эйприл. Завтравечером, в семь тридцать. Спокойной всем ночи.

– Особенно вам, Эйприл, –обратился Долан к девушке, когда команда рассыпалась и сталарасходиться.

– Ты сам не слишкомблистал, – заявила Эйприл. – Конечно, в однойсцене ты был хорош. Прямо-таки изумителен.

– Еще как изумителен, –согласился Долан. – Я отлично изображаю труп. Хотелось бытолько, чтобы на протяжении своего душераздирающего монолога тыплакала над моей грудью, а не физиономией. Мне совсем не нравитсявкус твоих слез.

– Попытаюсь запомнить,Майкл, – сказала Эйприл весело.

– Черт возьми, так начнизапоминать прямо нынешней ночью, или я откровенно провалю твоюсцену. – Долан замолчал на мгновение и затем продолжилсерьезно: – Подвезти тебя сегодня домой? То есть до подъезднойдорожки и высадить там, чтобы твой отец, не дай бог, не заметил меня?

– Короче, ты хочешь меня проводить, не так ли?

– Ну да, мы же случайновстретились в аптеке. И мне ничего не было известно о том, что твойжених голубых кровей прибыл за тобой. Он что, сбежал с деловогосовещания? Господи, – сказал Долан, смеясь, –что за ранняя пташка! Ничто, похоже, не может нарушить егосовершенство.

– Куда мы закатимся сегоднявечером? – спросил Джонни Лондон, появляясь из полутьмыкулис.

– Домой, – мрачнозаявил Долан. – У Эйприл болит голова.

– Да? – спросилаЭйприл невинно.

– Так ведь? –Долан подмигнул девушке за спиной Джонни.

– Какая жалость, –произнес, обращаясь к ней, Джонни. – И особенно в тотвечер, когда вы свободны.

– Ты можешь подождатьминутку? – спросил Долан девушку. – Мне надопереговорить с Джонни.

Джонни с Доланом зашли за кулисы.

– Ну так как насчет денег?

– Сюда идет твой приятель, –перебил Долана Джонни.

– Извините, –сказал, приближаясь, Дэвид, – можете уделить мне минутку,Майк?

– Конечно, он может, –ответил за Долана Джонни, отодвигаясь.

– Э-э-э… Майк, яузнал, что вы ищете некоторую сумму, – сказал Дэвид. –Вам, кажется, нужны полторы тысячи долларов.

– Ну и ну! –удивленно воскликнул Долан. – Что, Джонни уже сообщил обэтом по радио?

– Нет, только мне. Вам всееще нужны деньги?

– Больше не беспокойтесь обэтом. Утром они будут у вас.

– Хорошо, спасибо, Дэвид…Признаюсь, что я в некоторой степени смущен…

– Ну… мы с вами…в общем… говоря откровенно, мы не слишком дружны.

– Это ваша вина, –сказал Дэвид. – Я не так плох, как полагают некоторые…

– Некоторые, но не я, –перебил его Долан. – Вы знаете, для чего мне нужны деньги?

– Я возьму вас в долю.

– Нет, в этом нетнеобходимости.

– И все же…Необходимо заключить какой-нибудь контракт или что-то в этом роде.Издание ведь может провалиться, впрочем, есть шанс, что этого непроизойдет.

– Тогда разделим с вамиуспех журнала, – усмехнулся Дэвид. – Будьтевозле театра утром, и я принесу банковский чек. Или вас большеустроят наличные?

– Все равно, –сказал Долан, все еще удивленный. – Видите ли, я никогда иничего на свете не хотел так, как хочу сейчас достать эти деньги. Новам, должно быть, прекрасно известно, какая у меня репутация.

– Конечно, –подтвердил Дэвид. – В этом городе вы должны всем икаждому. Вы скорее всего не вытянули бы и десяти долларов из всехсвоих друзей вместе взятых. И не получили бы и пяти центов кредита нив одном банке. Скажу больше: Джонни не просил меня занять вам денег.Он только поведал мне о вашем разговоре, Джонни считает хорошейшуткой саму мысль, будто вы полагаете, что он настолько глуп, чтобысогласиться одолжить вам.

– Откуда вы все это знаетеобо мне? – спросил Долан.

– Да все это знают. Вашипохождения в Вестон-Парке наделали много шума. Богатые отцы этихпрекрасных дебютанток строго запретили им общаться с вами. Вы вкурсе?

– С парочкой из них язнаком…

– Вы знамениты и печальноизвестны одновременно. Классический enfant, terrible 1 . У вас мания попадать в неловкие ситуации. Вы пребываете всостоянии перманентного бунта. Это из-за того, что вы амбициозны,постоянно пытаетесь перерасти свое окружение.

– Послушайте, подождитеминуту… – ошеломленно пробормотал Долан.

– Это правда, –спокойно продолжил Дэвид. – Но до сих пор вам удавалосьвыкручиваться, и все благодаря вашей личности. Вы яркая личность. Выпривлекательны. У вас внешность греческого бога. Ответьте мне на одинвопрос: почему вы вообще заинтересовались театром-студией?

– А я вам скажу. Вот почему:здесь есть то, что вам нужно. Инстинктивно, вы знали это.

– Иду! –откликнулся Долан. – Послушайте, Дэвид, я ценю все, чтовы…

– Цените, но оставите безвнимания, – перебил его Дэвид, улыбаясь. –Идите к Эйприл. Будьте около театра утром, и я принесу деньги.

– Спасибо, –сказал Долан, протягивая Дэвиду руку. – Большое спасибо!

– Я здесь постоянно последесяти.

– Спасибо, – ещераз поблагодарил Долан.

– Я чувствовал себя жалкиммошенником, выманивающим деньги, – сказал Долан Эйприл,когда вез ее по направлению к Вестон-Парку.

– Почему? Это же толькозаем.

– Да, но все же… Имне он никогда не нравился. Ненавижу быть обязанным.

– Из-за его странностей?Бедняга не может себя изменить.

– Дело не в этом. Не знаю…Думаю, меня потрясло его предложение. Он последний человек в мире, ккому я решил бы обратиться.

– Кстати, он весьмасостоятельный человек. Его родня – какие-то шишки сРод-Айленда. А почему ты не попросил денег у меня?

– Тебе я уже без тогодолжен.

– И я, вероятно, неединственная в твоей коллекции кредиторов, – рассмеяласьЭйприл.

– Похоже, что так, –засмеялся Долан в ответ. – Кстати, если ты не ссудишь мнеденег на очередной взнос, то кредитная компания вот-вот отберет этутачку. Как насчет гамбургера? – спросил он, кивнув головойв сторону «Горячей точки», придорожной забегаловки,излюбленного места полуночных и ранних утренних свиданий молодежи.

– Сойдет, –кивнула Эйприл.

– …Со всемидобавками? – поинтересовался Долан, выключая двигатель.

– Да, если запах лука не…

– Два гамбургера и двекоки, – заказал Долан.

– Со всеми добавками? –спросила официантка.

– Полагаете, я должен отчего-нибудь отказаться? – хмыкнул Долан. –Положите в оба побольше лука.

– Знаешь, –задумчиво произнесла Эйприл, когда официантка удалилась, –иногда я удивляюсь, почему не вышла за тебя замуж.

– Видит бог, я старался изовсех сил, – сказал Долан, – но у твоего старикадругие планы. Как это его еще удар не хватил в тот день, когда онвызвал меня в свой офис и зачитал закон о нарушении общественногопорядка. Менефи выбрал он?

– Тебе неприятно, да? –спросила Эйприл. – Рой очень привлекательный…

– И у него хорошая работа, ион происходит из хорошего рода, и он президент эксклюзивного КлубаАстры. И привилегированный выпускник Йеля. Знаю. Но кто выбрал его?

– Я познакомилась с ним,когда училась в Нью-Йорке.

– Э… конфиденциально,он так же хорош, как я?

– Ты что имеешь в виду?

– Да так, ничего, –хмыкнул Долан. – Будто не знаешь, о чем я.

– Майк, ты уж-жасный сукинсын, – констатировала Эйприл. – Конфиденциально– нет.

– Звучит обнадеживающе, –сказал Долан. – Хотя через две недели вы поженитесь. ИМенефи будет лапать твое прекрасное тело своими холеными руками, а я,сидя дома, буду обзывать его всеми грязными ругательствами, которыетолько смогу придумать.

Черт, как бы хотелось, чтобы этопроизошло с нами. Это не влюбленность, Эйприл… Господи, как жеты хороша! Совсем не для задрипанного южанина…

– О, прекрати, Майк. Не внаших силах изменить что-либо…

– Ну конечно. Кто я такой?…Нищий бродяга. Мой старик – приказчик в галантерейном магазине.Мне ли, черт побери, мечтать о богатой Эйприл Коулин? Признаюсь,когда твой отец закатил мне затрещину, я его чуть не прибил.

– Не переигрывай. Таким тымне не нравишься. О, это же Джесс и Лита!

– Прямо рядом с нами, –эй, привет, – позвала Эйприл.

– Как поживаете, Лини? –шутливо сказала Лита. – Как дела, Альфред? –продолжила она, вылезая из автомобиля вслед за Джессом. –Вы знакомы с мисс Фонтейн и мистером Лантом, не так ли, мистерИностранец?

– Привет! –подхватил Джесс.

– Привет, парень, –сказал Долан.

– Как репетиция? –спросила Лита.

– Прекрасно, –почти совсем искренне сообщила Эйприл.

– Вы должны увидеть плачЭйприл, – в тон продолжил Долан.

– Эй, Майк! –Джесс жестом пригласил Додана отойти в сторонку.

– Извините, –сказал Долан, обошел капот и подошел к Джессу, стоящему позади авто.

– Майк, – внятнымполушепотом сообщил Джесс, – собрание состоялось сегоднявечером.

– Сегодня? –переспросил удивленно Долан. – Я думал, завтра вечером…

– Нет. Сегодня вечером, –медленно произнес Джесс.

– Судя по тому, как тыпокачал головой, не к чему и спрашивать о результатах голосования. Непадай духом, Джесс, старина, – сказал Долан с легкимоттенком сарказма. – Не принимай это близко к сердцу.

– Мне очень жаль, Майк…

– Да все правильно. Это былоизвестно заранее. Итак, – резюмировал Долан, –выдающийся Клуб Астры не получит ни меня, ни чего-либо от меня!

Источник

Читайте также:  Что значит меня калиткой
Оцените статью