Шесть по рогам что это значит

Шесть по рогам что это значит

Фольклор ГУЛАГа — к методологии изучения.

Изучая фольклор XX века, нельзя подходить к нему с традиционными требованиями и готовой системой жанров. Механизмы, действующие в этнических и социальных общностях, различны. Совокупность устных форм (текстов), функционирующих в быту какой-либо группы людей, необходимо дополнить и устными же текстами о самой жизни, быте и взаимоотношениях людей этой группы. А к этнографическому и филологическому аспектам изучения следует добавить исторический, психологический и социальный, причем, как в «чистом» виде, так и в различных его сочетаниях. Таким образом, так называемый «около-текстовый», дополнительный материал приобретает значение самоценное, равное тексту, а не сопутствующее и комментирующее его, и весь устнопрозаический материал попадает в широкий спектр жанровой градации.
Говоря о ГУЛАГе, на наш взгляд, логично иметь в поле зрения не конкретное Управление с сетью лагерей, а всю систему притеснения и подавления личности и свобод, с момента смены власти в 1917 году по сегодняшний день.
Комплексный подход выводит тему на культурологический уровень. В центре исследования — человек, а объектом рассмотрения предстает устный текст. Все это и определяет методологию изучения фольклора ГУЛАГа, принципы, аспекты и методы которой отчасти сходны с разработанной фольклористами и историками системой изучения фольклора Великой Отечественной войны. Классифицируя собранный материал, мы выявили следующие значимые единицы информации.
1. Выявление субъекта информации.
Собственно жертва репрессий и притеснений. Родственник (жена, муж, родители, дети). Сотрудник органов. «Сторонний» свидетель (соседи, сослуживцы, участники собраний, вольнонаемные и т. д.)
«Рассуждающий несвидетель» — люди, высказывающие свое мнение, сформированное средствами массовой информации, слухами.
2. После определения статуса информатора возникает необходимость разработки специального вопросника. Он должен включать в себя вопросы общие («паспортные» данные), вопросы для каждой выявленной группы информаторов, и вопросы для подгрупп информаторов, по уточненным данным.
Например, репрессированным могут быть предложены следующие вопросы (где необходимо, возможны два варианта ответов — на момент ареста и на момент записи).
Возраст; социальное происхождение, национальность; образование, место работы, семейное положение; статья, срок; места заключения; положение в заключении, виды работ; наличие уголовников в местах заключения, взаимоотношения с ними и другими категориями заключенных; отношение к аресту, к происходившему в стране; религиозность, наличие фаталистического отношения к происходящему и т.д.
Другой блок вопросов будет строиться на полученных ответах. Каждому должны предназначаться «свои» вопросы: раскулаченным и репрессированным за национальность, партийным работникам, женам «врагов народа», работавшим на лесоповале и в совхозе. За пределами вопросника останутся только ситуационные вопросы, возникающие по ходу беседы.
Жанровая система для фольклорного материала предстает таким образом:
лексика и фразеология (паремия); лирика (частушки, песни, стихи); проза: хроникаты; мемораты; фабулаты или приближенные к ним тексты; анекдоты; мифологизированные формы (легенды); письменные формы (альбомы, песенники, дневники и т. д.)
Уровни изучения:
лексико-семантический; паремиологический; «деталь-мотив-сюжет»; жанровый; сравнительно-типологический; историко-контекстуальный (в комплексе с письменными источниками, документами, предметами материальной культуры).
Уже сегодня, при анализе сравнительно небольшой части собранного в Ульяновской области, можно говорить об устойчивости в прозаических текстах следующих мотивов и сюжетов:
арест (ночной, в праздничный день, на работе, приглашение в партийные органы); обыск; поиск арестованного родными по тюрьмам; стояние в очередях (тюремных, приемных); причина ареста (нечаянная порча портрета вождя, пуля, рогатка, камень, использование газеты и т. д.); причина ареста (узнавание подлинного облика вождя: маленький, рябой и т. д.); размышления о жене, детях, о женщинах; неузнавание вернувшегося из заключения; провокация (ситуация, специально подстроенная охраной для компрометации заключенного: подброс ножа, книги, золота); наказание стукача; «сучья война»; неожиданное спасение; замена жертвы; спектакль, концерт; предложение заключенного родным отречься от него; отречение родных (получение информации об этом); побег; запугивание (труп пойманного беглеца выставляется публично); массовые смерти, расстрелы; отношения матери и детей; малолетка в лагере; переодевание; лагерные «университеты»; лагерное «высшее общество»; добрый начальник; наложница и проститутка в лагере; отношения мужчины и женщины; использование умершего для получения пайки; шпион, проникнувший на руководящую должность; случаи вредительства в лагере и т.д.
Интересными представляются сравнительно-типологические и историко-контекстуальные исследования:
устные рассказы и документальная публицистика одного информатора; устный рассказ и художественный текст (рамки одного места и периода, сюжета и т.д.; ГУЛАГ литературный глазами бывшего заключенного и постороннего (на примере определенного художественного произведения); фольклор фашистских и советских концлагерей; традиционная национальная культура и лагерные инновации; влияние субкультуры преступного мира на политзаключенных (лексика, поведение, психология); фольклор и агитационная, лозунговая культура; фольклор в лагерном театре, поэзии и т.д.
Перспективными предстают нравственно-психологические аспекты изучения фольклорного материала:
поведение в экстремальных ситуациях; коммуникативность; самохарактеристика; структура личности и социо-психологическая установка репрессированного; стремление к свободе и механизмы подавления; динамика отношения личности к действительности; нравственные ценности (сохранение и корректировка); художественно-эмоциональный потенциал детали в устных рассказах и т.д.
Все вышеперечисленное есть только начальный этап в подходе к устным материалам ГУЛАГа, но нам он видится принципиально важным и даже определяющим последующие исследования.
Публикуемые ниже рассказы-воспоминания не являются собственно фольклорными произведениями. Но они подчиняются общим законам устной культуры (1).

Черноклинова Александра Ивановна.

1. «Везут людей с рогами. «

. Приехала подвода. Нас — 24 семьи — распределили на три колхоза. Приехали с колхоза, на лошадях приехали. Ну, пара лошадей — там лошади слабенькие. Все вещи погрузили, детей посадили. И вот с утра до поздней ночи. Не знай мы ночью, когда приехали в колхоз. Вот я могу рассказать, какой сельсовет. Павлодарская область, Лазовский район, Павловский сельсовет, к имени Калинина. Там вся деревня вышла нас встречать. Там говорят им: «Везут людей с рогами». Ну они там в Сибири живут, в тайге. Тайга. Они людей-то никого не видели. Ну им сказали «с рогами», они и поверили, что с рогами везут нас. А мы, оказывается, без рогов приехали (2).

2. «Моя женится на тебе. «

До нас уже были немцы, были поляки. Потом уже нас привезли, потом чеченов и ингушей. А отправили в первую очередь поляков, а потом уже нас ослободили. Немцев не освобождали. Немцев туда прислали, как они рассказывают, всеми семьями, с мужьями. Потом всех мужей отправили в Нижний Тагил — там тюрьма, лагерь ли большой. Всех мужей туда взяли. Которые остались живы, которые не остались.
А чечены они так русских любили. Бывало чеченец скажет:
-Эй, Шурка, моя женится на тебе.
-Ну-ну, жду, когда у тебя жена умрет.
-Нет, моя жена не умрет. Ты будешь вторая моя жена.
Шутили, смеялись.
Чеченам было еще хлеще нас. Их ведь с Кавказа привезли: голых, раздетых, разутых. А там мороз сорок градусов. Они выйдут в черевичках, да эти кафтанчики на них. И ни к чему не способны. Их умирало — хоронить не успевали чечен этих ингушей. А потом уж они приспособились: стали кто стадо пасти, кто на ферме.

Гиндилис Мирон Алексеевич.

3. «По правилам классики. «

Меня повели по лестницам через разные коридоры, подвели к камере. Ну тюремщик, или надзиратель (как его назвать) стал открывать замок. Ну по всем правилам классики, что ли, замок ржавел. Ржавый, я не знаю, мне кажется, это специально делается, это не случайность. Но он как-то у них ключ проскакивает. И он несколько раз начинает это. И, наконец, с треском замок открывается причем, я это заметил уже в нескольких тюрьмах такое явление. И в книжках так написано. Значит, я думаю, Что это метод такой психологического воздействия. Но это мои предположения. Но это факт. Я вам рассказываю то, что на меня произвело в первый раз впечатление, и в последующем производило впечатления. Очень отрицательное, конечно, очень отрицательное. Вот такое чувство, что тебя. что. ржавый замок, что тебя вот запрут сейчас и не откроют, потому что он как будто бы не открывается, вот.

4. Как зеницу ока. «

Между прочим, вот в момент, когда выходят в уборную, находят в уборной, там, значит, каждый занимается каким-нибудь поиском. Кто найдет кусочек проволоки, кто найдет, значит, какой-то камешек. В общем, кто. Каждый приходит из этой уборной или туалета с каким-нибудь предметом таким: камушек, проволочка. И вот начинается: проволочку начинают обрабатывать. Из проволочки надо сделать иголку. Значит, человек это, конечно, рабочий человек. Ну все время каким-то камушком. каким-то камушком крепким точит, точит эту проволочку. Точит, точит, а проволочка выбрана умело, понимаете, стальная. Точит, точит, в конце концов она действительно превращается в иголку. Дальше возникает вопрос: надо как-то сделать дырочку. Значит, надо расплющить один второй конец, неострый конец проволочки, который будет неострым концом иглы. Надо ее расплющить и пробить отверстие. И вот, представьте себе, и это как-то сумели сделать. Как это сумели сделать, я вам точно не скажу. Но вот есть умельцы — умеют. Что-то умудрялись там, мудрили, мудрили. Совет был. В этом совете участвовали все. Но в конце концов иголку сделали. Ну и иголку, конечно, хранили как зеницу ока.
5. «Какой-нибудь мужичок. «

Не было посуды даже. Каждый обзаводился своим котелочком. Котелков тоже не было, значит. Умелые люди. Вот тоже что меня поражало. Я восторгался: до чего у нас умелый народ. Я вам рассказывал, что в тюрьме всегда находился какой-нибудь мужичок, понимаете, который. Вот идем в уборную, зацепился там за какую-нибудь проволочку и вытаскивает ее. И куда-нибудь ее в ботинок. Смотришь, идет. Да. Там он взял кусочек какой-нибудь щебеночки. или чего-то. И смотришь: от это, трет, трет, трет, трет, трет, трет, трет, трет, трет, и получается иголка. Получается иголка. И как эта иголка. Для этого, чтобы, во-первых, не видел. Ведь он же через очко смотрит, значит, специально в камере мы были заслоненные. То есть переполнены. То есть специально становились так, чтобы он там из очка не видел, что он трет все время. Вот трет, трет. И в конце концов, наконец, он все. И уже все сделал: и острое сделал, и более широкий конец. Теперь надо пробить в этом более широком конце иголки дырочку. И это сумели сделать. Причем тут принимали участие все специалисты: консультировали и так далее. Вот получилась иголка. И этой иголкой. Ну у кого-нибудь обязательно одежа рвалась. Вот так. Так вот точно так же в лагере всегда находились люди, которые. Вот если он попадал куда-нибудь. Ну а там ведь. Мы же были . Места, где расположены были воинские части, бараки. Возле бараков обязательно эти. Банки из-под консервов. Смотришь: он эту баночку берет, разворачивает и делает котелочки. И продает эти котелочки. Как продает? За махорку, за деньги, за что-нибудь, за одежу, в общем, за что-нибудь. И такой человек выживал. Ну что же — потому что он мастер. Это вот. И причем русские умельцы, это, это просто поразительно! Просто поразительно, как люди умеют все делать в любых условиях. И все становилось, конечно, делом купли-продажи.

Китова-Гидавичуте Регина Винцевна

Была мечта. Соберемся у костра человек пять — шесть, где-то там у нас или обеденный перерыв, или что-то. Костер горит. И вот у нас мечта была: побег организовать. Побег. Представьте себе: с Урала, без ничего, женщины — и побег. Мечтали мы о побеге. Строили планы. Но ни карты у нас — ничего. Просто вот мораль. Поддерживали себя, тешили себя, что можно вот побег.
Случаев побега не было.

7. «Ряженку домашнюю. «

Очень хорошо относилось местное население. Помню, один старичок, я не знаю, кем он работал. мастером. Он всегда нам приносил молоко. Он, ну просто он жалел нас. Он работал вместе с нами, он был что-то связан с лесом: или десятник, или мастер — я даже не знаю, кто он такой. Но очень добрый уральский человек. Ну всегда он ряженку, домашнюю ряженку в поллитровой, литровой баночке принесет. Мы были без ума от него. Он там, видно, как-то с охраной договаривался, потому что ему не запрещали. И нам он это передавал. И хлеба немножко он приносил нам. Вот это были очень добрые люди, я их никогда не забуду.

— Что говорить про Сталина. Его боялись. Все боялись его.
— Вы помните день смерти Сталина?
— Помню. Плакала. Мы как раз на севере жили, в Печоре. У меня еще сына не было. Я плакала сама. Когда узнала о смерти Сталина, я плакала. Мы настолько ему верили, несмотря на то, что мы столько пережили. Плакали. У меня слезы ручьем . Вот насколько были убеждены. В нас столько этого влили, что мы по-другому не знали. Мы молились на него. Слезы текли. Вот как сейчас помню: на площади на столбе вот этот репродуктор. Многие плакали, не все. Ну как-то верили в него. С ним это не связывали. С кем связывали? С судьбой. Судьба такая.

Крупинов Георгий Алекесеевич.

В лагере были и политические и уголовники. Я с ними очень хорошо жил. Я любил им сказки рассказывать, а они уши развесят — любую небылицу. Я был у них бригадиром звеньевым был. Вот когда мы были на трассе, у меня было восемь человек. По два раза к смертной каре приговоренные — Михаил Иваныч (Калинин, -ред.), покойник, миловал их: заменяли по десять лет.
Они были. Вот придем на трассу, они сядут, костер разведут, дров полно, подожгут, он и палит. Я им говорю:
— Вы, орлы боевые, вы украдете, а я за двести грамм-то с голоду подыхать буду.
— Звеньевой, не беспокойся, не умрем.
Вот отсюда возили сено мужики, колхозники, крестьяне на лошадях. Они сейчас их окружат, там махорки начнут. А один раз, раз понес. А они оттуда, с районного центра ездиют. Хлеб у них там, махорка. Они покидают, купят осьмушку табаку. И они поедут. Они восемь-десять буханок мне:
— На вот, ешь, на тебе, кури.
— А кто будет строить?
— Ничего, не подведем.
На наряде спрашивают:
— Почему не бьете сваи?
Я говорю:
— Отказывает, не идет свая.
Вот комиссия приедет. Они говорят:
— Знаете, как бьют сваи.
Вот сваи сейчас. а это деревянные. На них делаются палати. Метров восемь длиной две жерди, два бревна, на них сверху палати. Там на свае крест-накрест ложится. Туда заходят восемь человек. Деревянная баба полтора метра высоты и ручки четыре штуки. И берется так, так, так, — 8 человек. И вот — бьют. А приезжает комиссия. Говорят:
— Давай!

— Что «давай», не идут сваи.
А их восемь штук там было.
— Какую?
— Давай вот среднюю!
— Давай.
Залезут, поднимут и кричат громко, а когда ударяют, ее держат. Она только «тук». Десять раз отобьют, пол сантиметра уйдет. Отодвинут, посмотрят: на пол сантиметра ушла, все правильно. Срежут. Значит, мост готовый. Вот так работают эти уголовники.

10. «Азбуку изучать.»

В Куйбышеве привезли тоже в МВД, на улицу Обороны. Тоже в камеру в одиночку. А я еще не соображал ничего. Нары в два этажа: первый-второй и с другой стороны первый-второй. Лег снизу: что такое — азбука-то наверху на досках написана. Слышу: в стену барабанят. А я не пойму, что от меня хотят. А уже узнали, что я приехал новый. Откуда?
Вот я давай азбуку Морзе изучать. Раз прочитал, два прочитал. А должен дать ответ на доски свои на топчане. Постучал в батарею. Вот они и спросили: «Откуда?» Я ответил им откуда. Читаю там: сколько раз. Все ясно.

11. «Я и так не забуду.»

Вызывают с вещами /. / Простился с ребятами тайно. Приходим вниз. Объявляют. Смотрю: все наши, вся группа 8 человек. Приговор: такой-то, такой-то, год рождения, исправительно-трудовой лагерь, пять лет за «контрреволюционную троцкистскую деятельность».
— Распишитесь!
Я говорю:
— Мне зачем. Я, мол, и так не забуду.
Ну и в этап.

Черноклинова Валентина Андреевна.

12. «Все будет у нас. «

Вот одно помню, была картинка. На ней были нарисованы сушки, хлеб, батоны. «Вот это вот, — сказали, — после войны все это будет. Вот радость была! Думали, хоть наедимся досыта. Вот эта вот картинка в глазах всегда. Было нарисовано, что все будет у нас после войны.

1. Тексты в записи В. Шевченко, Е.Якимовой, Е.Ерыганова, А.Лобина. Хранятся в Архиве факультета литературы Ульяновского Педагогического института, ф. 1, оп. 2.
2. Нет ли здесь буквального понимания или метафорического переосмысления крестьянами выражения «дать по рогам» — лишить права проживания в крупных городах, поразить в правах? Ср. «Червонец и пять по рогам — 10 лет сроку и 5 поражения прав», — Ж.Росси. Справочник по
ГУЛАГу. (Прим. ред.)

Источник