Новое в блогах
Фольклор о мироустройстве. Третья верста вселенной
Фольклор о мироустройстве.
Глава 3. Третья верста
В традиции предков Руси реальность вселенной представлена тремя царствами (дворами, домами): Правь, Навь и Явь. Правь – это вечность вселенной, обитель божественной родительской семеюшки, в ней находится в состоянии покоя идея жизни. Навь – ночь вселенной (царство смерти, потусторонний мир), в ней из идеи жизни разворачивается образ вселенной. А Явь – день вселенной, в котором воплощена жизнь. С лова отмеченные курсивом, представляют фрагменты произведений фольклора, Вед, Рун и других Книг знаний родов Руси. Они образуют лексику метафизического языка.
В следующей сказке поведано, что днём вселенной (в Яви) душа оберчена кожей (плотью), а ночью (в Нави) – она царица.
Царевна лягушка
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею; у него было три сына, все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать; младшего звали Иван-царевич. Говорит им царь таково слово: «Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните тугие луки и пустите в разные стороны; на чей двор стрела упадёт, там и сватайтесь». Пустил старший брат – упала она на боярский двор, прямо против девичья терема, пустил средний брат – полетела стрела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая; пустил младший брат – попала стрела в грязное болото, и подхватила её лягушка-квакушка. Говорит Иван-царевич: «Как мне за себя квакушку взять? Квакушка не ровня мне!» – «Бери! – отвечает ему царь. – Знать, судьба твоя такова».
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягушке-квакушке. Призывает их царь и приказывает: «Чтобы жёны ваши напекли мне к завтрему по мягкому белу хлебу». Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил. «Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? – спрашивает его лягуша. – Аль услышал от отца своего слово неприятное?» – «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб». – «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!» Уложила царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу – и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрою; вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом: «Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте мягкий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного моего батюшки».
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши хлеб давно готов – такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами. Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут же отдал приказ трём своим сыновьям: «Чтобы жёны ваши соткали мне за единую ночь по ковру». Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил. «Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? – спрашивает его лягуша. – Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприятное?» – «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шёлковый ковёр». – «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!» Уложила царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу – и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрою; вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом: «Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, шёлковый ковёр ткать – чтоб таков был, на каком я сиживала у родного моего батюшки!»
Как сказано, так и сделано. Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки ковёр давно готов – и такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ковёр златом-серебром, хитрыми узорами. Благодарствовал царь на том ковре Ивану-царевичу и тут же отдал новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с жёнами. Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил. «Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинишься? Али от отца услыхал слово неприветливое?» – «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил; как я тебя в люди покажу!» – «Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду, как услышишь стук да гром – скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет».
Вот старшие братья явились на смотр с своими жёнами, разодетыми, разубранными; стоят да с Ивана-царевича смеются: «Что ж ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс! И где ты такую красавицу выискал? Чай, все болота исходил?» Вдруг поднялся великий стук да гром – весь дворец затрясся; гости крепко напугались, повыскакивали со своих мест и не знают, что им делать; а Иван-царевич говорит: «Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке приехала». Подлетела к царскому крыльцу золоченая коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса Премудрая – такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти бранные.
Стали гости есть-пить, веселиться; Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила; закусила лебедем да косточки в правый рукав спрятала. Жёны старших царевичей увидали её хитрости, давай и себе то ж желать. После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой – сделалось озеро, махнула правой – и поплыли по воде белые лебеди; царь и гости диву дались. А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками – забрызгали, махнули правыми – кость царю прямо в глаз попала! Царь рассердился и прогнал их.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал домой, нашёл лягушечью кожу и спалил её на большом огне. Приезжает Василиса Премудрая, хватилась – нет лягушечьей кожи, приуныла, запечалилась и говорит царевичу: «Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б немножко подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве – у Кощея Бессмертного». Обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Иван-царевич горько заплакал, помолился богу на все четыре стороны и пошёл куда глаза глядят. Шёл он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли – попадается ему навстречу старый старичок: «Здравствуй, – говорит, – добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?» Царевич рассказал ему про своё несчастье. «Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Василиса хитрей, мудреней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть. Вот тебе клубок; куда он покатится – ступай за ним смело».
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошёл за клубком. Идёт чистым полем, попадается ему медведь. «Дай, – говорит, – убью зверя!» А медведь провещал ему: «Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе». Идёт он дальше, глядь, – а над ним летит селезень; царевич прицелился из ружья, хотел было застрелить птицу, как вдруг провещала она человеческим голосом: «Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе пригожусь». Он пожалел и пошёл дальше. Бежит косой заяц; царевич опять за ружьё, стал целиться, а заяц провещал ему человечьим голосом: «Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе пригожусь». Иван-царевич пожалел и пошёл дальше – к синему морю, видит – на песке лежит, издыхает щука-рыба. «Ах, Иван-царевич, – провещала щука, – сжалься надо мною, пусти меня в море». Он бросил её в море и пошёл берегом.
Долго ли, коротко ли – прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается. Говорит Иван-царевич: «Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, – ко мне передом, а к морю задом». Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошёл в неё и видит: на печи, на девятом кирпиче, лежит баба-Яга костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит. «Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал?» – спрашивает баба-Яга Ивана-царевича. «Ах ты, старая хрычовка! Ты бы прежде меня, доброго молодца, напоила-накормила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала».
Баба-Яга накормила его, напоила, в бане выпарила; а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую. «А, знаю! – сказала баба-Яга. – Она теперь у Кощея Бессмертного; трудно её достать, нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт».
Указала Яга, в каком месте растёт этот дуб; Иван-царевич пришёл туда и не знает, что ему делать, как сундук достать? Вдруг откуда ни взялся – прибежал медведь и выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги, выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутёк пустился; глядь, а за ним уж другой заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочья разорвал. Вылетела из зайца утка и поднялась высоко-высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит её – утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море. Иван-царевич, видя беду неминучую, залился слезами; вдруг подплывает к берегу щука и держит в зубах яйцо; он взял то яйцо, разбил, достал иглу и отломил кончик: сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть! Иван-царевич пошёл в дом Кощея, взял Василису Премудрую и воротился домой. После того они жили вместе и долго, и счастливо.
Чтобы найти невесту, Отец (Всевышний) велел сынам – пустить стрелу. И выбор каждого – полёт стрелы определил его судьбу. Сыновья исполнили наказ отца, они ещё в вечности стрельнули в просторы вселенной. Фольклор даёт характеристику стрелы – она калёная. Только калёная стрела может пересечь огненную речку, разделяющую царства вселенной.
Старшие братья – человечество первых двух вёрст, они так и остались семенем непророщенным, а потому и не случилось их воплощения. Младший же брат Иван – человек третьей версты.
Василиса – душа Ивана, а её лягушечья кожа и есть плоть Ивана. В одном из вариантов небылицы поведана количественная характеристика души: всего лишь с игольное ушко. Через это игольное ушко душа шелковой нитью (судьбы) соединена с плотью. Из них двоих только душа разумеет, оттого она и названа Премудрой.
Дом младшего сына и других жителей Яви, в том числе и лягушки, находится в болоте, потому что Земля в начале третьей версты ещё не обсохла от родовых вод. Я небылицы сказывает о той поре: «прыгнул наземь и попал в трясину; по самые уши утонул«. Выбор Василисой удальца Ивана является самым первым её шагом на пути в Явь. Это избрание осуществляется на границе Прави и Нави. Соединение же души с плотью Ивана происходит в момент его появления на белом свете. В некоторых вариантах сказки «Царевна лягушка», когда стрела оказывается у лягушки, Иван суёт квакушу за пазуху, к сердцу – местоположению души.
Бытие любого из трёх царств вселенной характеризуется семью вёрстами. Смена семи вёрст каждого царства вселенной вызывается бурей из божьих уст. Поэтому Василиса перелётывает по навьим вёрстам на шести батюшкиных бурках (ветрах). Отчество Василисы указывает на её вековечную мудрость. Премудрость дана тем, кто всегда с родным батюшкой. Душа Ивана разумеет и имеет личный опыт во всех трёх царствах вселенной, потому и сказано: «Василиса хитрей, мудреней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть«. Здесь год означает продолжительность бытия души в каждом из трёх царств.
Василиса в отличие от невоплощённых душ старших братьев прошла дорогами всех трёх царств вселенной, потому и владеет знанием их чудес. Она исполняет все задания батюшки, в этом ей помогают мамки-няньки родительской семеюшки. С их помощью изготовлен и шёлковый ковёр, на котором Василиса прежде сиживала у царя-батюшки. Василиса испекла белый хлеб, каков ела, кушала у родного батюшки. Этот хлеб – представляет божественный опыт родного батюшки в творении жизни. Василиса воспроизводит этот хлеб, он изукрашен разными хитростями (царства Прави), по бокам видны города царские и с заставами. Оттого и благодарствовал царь на том хлебе, который был представлен квакушей. Отец—царь трёх сынов и батюшка Василисы – сам Всевышний. Премудрая душа Ивана, как и Я небылицы, реализует на дворе Яви мысли батюшки о жизни, она махнула левой рукой – сделалось озеро, махнула правой – и поплыли по воде белые лебеди. Да и сама Василиса белой лебедью порхает со двора Яви в Правь. Фольклор называет лебедя царской птицей.
Окно , через которое Василиса попадает в Правь, имеет любопытное название. Былина «Волх Всеславьевич» и песни славутных певцов его называют косящато (косещато, косесчато, косевчато) или кутисе окошечко. Кут в отеческой традиции – это душа. На Руси встречаются названия родов, административных центров, городов, рек, имена и фамилии с корнем слова кут. Например, якут, Иркутск, Усть-кут, Красный кут, Кутб – поэт Золотой Орды и т.д. Тот же корень в слове кутья – угощение на поминках и праздниках в честь родительской семеюшки.
Душа, исполняя Закон Жизни, после окончания воплощённого опыта отправляется налево – в царство смерти, а её одёжка или плоть человека остаётся в барышах земли матушки. Душа в Нави очищается от земных страстей, и только потом перелётывает направо и через кутисе окошечко попадает в дом Прави. Фольклор называет конечную цель души – путь направо и даёт добрые советы по её достижению.
Куда иголка – туда и нитка. Иван сжёг одёжку своей же плоти – лягушечью шкуру, потому и отправился в Навь (аналогичный сюжет передан в ингушских сказках «Овдилг», «Парень, носивший шкуру свиньи», туркменской «Сказке о поросёнке» и др.). С этой поры Ивана в Нави и Прави представляет только его душа. Неведомо, сколько бы продолжался поиск Иваном царства вечности, пока не попался ему навстречу старичок.
Старичок или старцы-старые фольклора и есть божественная родительская семеюшка, как и мамки-няньки Василисы. Этот старичок (его имя Велес) – страж ворот в вечность, только с его позволения можно попасть на широкий двор Прави. Он говорит Ивану: «Зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было!» Любой житель дня вселенной не имеет права до срока уничтожить свою плоть – одёжку своей же души. Старичок указал направление поиска и напутствовал: «Вот тебе клубок; куда он покатится – ступай за ним смело«. Иван поблагодарствовал старику и пошёл за клубком. Для славящих Правь (для православных) благодарение семеюшке – обязательное действие.
Следует отметить, что сюжетами многих сказок являются русские Веды. Прототипом нашей сказки является Веда Велеса. Батюшка Сварог ещё на второй версте вселенной определил сына Велеса стражем ворот в Правь. Без ведома старичка Велеса не попасть в вечность, не перелететь через кутисе окошечко.
Путеводная нить клубка судьбы приводит душу Ивана за тридевять земель, в тридесятое царство. Корень слова девять происходит от девы. Тридевять земель – это три царства вселенной на пути девы (души—девицы). В ТС сказано: «кочевые народы наши считают девятами: виру или пеню, калым (окуп невесты); тридевять поминается в сказках». Девята или окуп невесты (души-девицы) отмечается всей родительской семеюшкой в свадебном пире. Тридесятое в названии государства указывает, что на прародине Ивана (ещё в начале третьей версты вселенной) счёт осуществлялся от 0 до 9.
Обратная дорога души-девицы из Яви в Правь проходит через ночь вселенной. В начале царства Нави находится изба бабы-Яги. Фольклор и Веды бабу-Ягу величают Святогоровной, Свароговной, Бурей-Ягой и др. Баба Яга – страж перехода из Нави в Явь, она препятствует несанкционированному проникновению навьих жителей в день вселенной. На обратном пути души из Нави в Правь Яга каждого странника в печь засунет, выпарит в бане, т.е. исполнит все процедуры очищения от земных страстей. Она, как и старый старичок, обязательно предупредит Искателя двора Прави о трудностях пути, даст заветный клубок, который выведет его к намеченной цели.
На навьей дороге к кутисе окошечку душе непременно встретятся и другие помощники: селезень, заяц, а в образе щуки явится и сам Творец жизни. Среди помощников человека есть медведь, волк, бык (навьи образы могучего Велеса). Жители ночи вселенной хорошо понимают друг друга, потому что все они в говорят на одном языке, сказки называют его человеческим или птичьим, потому что им владеет душа птиченька, а род людской именует его метафизическим.
В ночи вселенной происходит столкновение героя сказки со злом Кощея. Как же одолеть это худо Ивану-дураку?
В повествовании поведано, как это происходит. Благодаря добрым советам старичка старого, бабы-Яги и других помощников Искатель царства Прави попадает к дубу (в вечность), там-то и находится смерть Кощея. Самому Кощею не бывать у вековечного дуба, поскольку в Прави нет зла. Кощей – бес, князь царства смерти, он из тех, кто не смог воплотиться. «Кащей (или касть) означает мерзость, скверну, нечистое, поганое. Кащей – сказочное лицо вроде вечного жида. Кащей переделано в Кощей (от кости) и означает непомерно худого старика, скрягу, скупца, ростовщика, корпящего над своею казною – сам с ноготь, борода с локоть» (ТС).
По сравнению с любым земным жителем Кощей – долгожитель. Но Кощей, как бес – смертен, поскольку он не имеет души. Душа же человека – «безсмертное духовное существо» (ТС), а потому всегда побеждает беса Кощея.
Текст варианта «Царевны лягушки» записан в Саратовской губернии. Существует множество версий этой сказки у разных народов. Афанасьеву пришлось рассмотреть сотни сказок с аналогичным сюжетом, прежде чем включить один из них в сборник. Приведённый вариант указывает на сходство мировоззрения: «Русских вариантов – 36, украинских – 15, белорусских – 6. Этот же сюжет присутствует в эпосе Туркмении, Испании, Португалии, Франции, Турции, Индии (из примечаний Афанасьева). Афанасьев при анализе сказок других стран подтверждает эту особенность.
В сказках переновление души начинается с момента проникновения семени отца (из Прави) через подворотню в материнскую яйцеклетку (в Навь). По истечению девяти навьих суток младенец из утробного пузыря просунул свой палец в дверную щель (ингушская сказка «Парень, носивший шкуру свиньи») белого света, тогда и случилась вторая встреча – единение души и плоти. Так всегда происходит родительское переновление в детях на сырой земле. Потому и прозрели родители, и они стали с тех пор счастливо жить. Они – это божественная семеюшка, воплощённый человек, а в его сердце – прекрасная душа. В этой ингушской сказке, как и в небылице, поведано о зарождающихся в Нави способностях плоти: слышать разговоры, видеть груду костей, сухое бревно, очаг, тянущийся столбик дыма, обладать вкусом (насытилась пищей) и обонять (несёт дымком).
Существуют сказки о человечестве первых трёх вёрст, в которых главными действующими лицами являются дочери.
Солнце, Месяц и Ворон Воронович
Ж или-были старик и старуха, у них было три дочери. Старик пошёл в амбар крупку брать; взял крупку, понёс домой, а на мешке-то была дырка; крупка-то в неё сыплется да сыплется. Пришёл домой. Старуха спрашивает: «Где крупка?» – а крупка вся высыпалась. Пошёл старик собирать и говорит: «Кабы Солнышко обогрело, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупку собрать: за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца – среднюю, а за Ворона Вороновича – младшую!» Стал старик собирать – Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать. Пришёл старик домой, сказал старшей дочери: «Оденься хорошенько да выйди на крылечко». Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило её. Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь. И меньшой дочери сказал: «Оденься хорошенько да выйди на крылечко». Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил её и унёс.
Старик и говорит: «Идти разве в гости к зятю». Пошёл к Солнышку; вот и пришёл. Солнышко говорит: «Чем тебя потчевать?» – «Я ничего не хочу». Солнышко сказало жене, чтоб настряпала оладьев. Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковороду – и оладьи сжарились. Накормили старика. Пришёл старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковороду с оладьями. «Чего на тебе испекутся!» − говорит старуха. «Ничего, – говорит, – ставь, испекутся». Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли. Нечего делать, поставила старуха сковородку в печь, испеклись оладьи, наелся старик.
На другой день старик пошёл в гости к другому зятю, к Месяцу. Пришёл. Месяц и говорит: «Чем тебя потчевать?» «Я, – отвечает старик, – ничего не хочу». Месяц затопил про него баню. Старик говорит: «Темно, быват, в бане-то будет!» А Месяц ему: «Нет, светло; ступай». Пошёл старик в баню, а Месяц запихал перст свой в дырочку и оттого в бане светло-светло стало. Выпарился старик, пришёл домой и велит старухе топить баню ночью. Старуха истопила; он и посылает её туда париться. Старуха говорит: «Темно париться-то!» – «Ступай, светло будет!» Пошла старуха, а старик видел-то, как светил ему Месяц, и сам туда ж – взял прорубил дыру в бане и запихал в неё свой перст. А в бане свету нисколько нет! Старуха знай кричит ему: «Темно!» Делать нечего, пошла она, принесла лучины с огнём и выпарилась.
На третий день старик пошёл к Ворон Вороновичу. Пришёл. «Чем тебя потчевать-то?» – спрашивает Ворон Воронович. «Я, – говорит старик – ничего не хочу». – «Ну, пойдём хоть спать на седала». Ворон поставил лестницу и полез за стариком. Ворон Воронович посадил его под крыло. Как старик заснул, они оба упали и убились.
На первых трёх днях (верстах) вселенной старик просыпал крупку, так он осуществил посев – запустил программу движения идеи жизни в воплощение. Сказка принадлежит духу русского фольклора, поэтому Старик отец – это, конечно, сам Господь Сварог, а старуха – Великая Богоматерь Лада, и у них на каждой версте было по дочери. Дочери как бы наблюдают жизнь предвечных родителей: старика и старухи.
Старшие дочки являются человечеством первой и второй вёрст вселенной, и они существуют лишь в виде непророщенного отцовского семени, и выдаются замуж за лидеров этих этапов вселенной: старшая дочь – за Солнце (образ вечности), средняя – за Месяц (образ ночи вселенной). А младшая вышла замуж за Ворона – воплощённого жителя третьей версты вселенной. К Ворону Вороновичу можно даже залезть под крыло и спать на седала.
Старуха владеет кудесами царств вселенной. Она управляет первородными началами. Потому и разжигает печь, подбрасывает в неё дрова, печёт оладьи и освещает баню.
Сказка поведала, что каждый житель вселенной закончит своё явленное бытие, как и Ворон Воронович. Дальнейший путь его души из Яви в Правь зависит только от приобретённого опыта. Чем руководствуются люди на дорогах жизни, таким и будет результат опыта их бытия.
Следующая история рассказывает о познании чудес вселенной на пути из Прави в Явь.
Хитрая наука
Ж или себе дед да баба, был у них сын. Старик-то был бедный; хотелось ему отдать сына в науку, чтоб смолоду был родителям своим на утеху, под старость на перемену, а по смерти на помин души; да что станешь делать, коли достатку нет! Водил он его, водил по городам – авось возьмёт кто в ученье; нет, никто не взялся учить без денег. Воротился старик домой, поплакал-поплакал с бабою, потужил-погоревал о своей бедности и опять повёл сына в город. Только пришли они в город, попадается им навстречу человек и спрашивает деда: «Что, старичок, пригорюнился?» – «Как мне не пригорюниться! – сказал дед. – Вот водил-водил сына, никто не берёт без денег в науку, а денег нетути!» – «Ну так отдай его мне, – говорит встречный, – я его в три года выучу всем хитростям. А через три года, в этот самый час, приходи за сыном; да смотри: коли не просрочишь – придёшь вовремя да узнаешь своего сына – возьмёшь его назад; а коли нет, так оставаться ему у меня». Дед так обрадовался и не спросил: кто такой встречный, где живёт и чему учить станет малого? Отдал ему сына и пошёл домой. Пришёл домой в радости, рассказал обо всём бабе; а встречный-то был колдун.
Вот прошли три года, а старик совсем позабыл, в какой день отдал сына в науку, и не знает, как ему быть. А сын за день до срока прилетел к нему малою птичкою, хлопнулся о завалинку и вошёл в избу добрым молодцем, поклонился отцу и говорит: завтра-де сравняется как раз три года, надо за ним приходить; и рассказал, куда за ним приходить, и как его узнавать. «У хозяина моего не я один в науке; есть, – говорит, – ещё одиннадцать работников, навсегда при нём остались – оттого, что родители не смогли их признать; и только ты меня не признаешь, так и я останусь при нём двенадцатым. Завтра, как придёшь ты за мною, хозяин всех нас двенадцать выпустит белыми голубями – перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны. Вот ты смотри: все высоко станут летать, а я нет-нет да возьму повыше всех. Хозяин спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на того голубя, что повыше всех. После выведет он к тебе ж двенадцать жеребцов – все одной масти, гривы на одну сторону, и собой ровны; как станешь проходить мимо тех жеребцов, хорошенько примечай: я нет-нет да правой ногою и топну. Хозяин опять спросит: узнал ли своего сына? Ты смело показывай на меня. После того выведет к тебе двенадцать добрых молодцев – рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо и одёжей ровны. Как станешь проходить мимо тех молодцев, примечай-ка: на правую щеку ко мне нет-нет да сядет малая мушка. Хозяин опять-таки спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на меня».
Рассказал всё это, распростился с отцом и пошёл из дому, хлопнулся о завалинку, сделался птичкою и улетел к хозяину. Поутру дед встал, собрался и пошёл за сыном. Приходит к колдуну. «Ну, старик, – говорит колдун, – выучил твоего сына всем хитростям. Только, если не признаешь его, оставаться ему при мне на веки вечные». После этого выпустил он двенадцать белых голубей – перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны, и говорит: «Узнавай, старик, своего сына!» Как узнавать-то, ишь все ровны! Смотрел-смотрел, да как поднялся один голубь повыше всех, указал на того голубя: «Кажись, это мой!» – «Узнал, узнал, дедушка!» – сказывает колдун.
В другой раз выпустил он двенадцать жеребцов – все как один, и гривы на одну сторону. Стал дед ходить вокруг жеребцов да приглядываться, а хозяин спрашивает: «Ну что, дедушка! Узнал своего сына?» – «Нет ещё, погоди маленько»; да как увидал, что один жеребец топнул правою ногою, сейчас показал на него: «Кажись, это мой!» – «Узнал, узнал, дедушка!» В третий раз вышли двенадцать добрых молодцев – рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо, словно одна мать родила. Дед раз прошёл мимо молодцев – ничего не заприметил, в другой раз прошёл – тоже ничего, а как проходил в третий раз – увидал у одного молодца на правой щеке муху и говорит: «Кажись, это мой!» – «Узнал, узнал, дедушка!» Вот, делать нечего, отдал колдун старику сына, и пошли они себе домой.
Шли-шли и видят: едет по дороге какой-то барин. «Батюшка, – говорит сын, – я сейчас сделаюсь собачкою; барин станет покупать меня, ты меня-то продай, а ошейника не продавай; не то я к тебе назад не ворочусь!» Сказал так-то да в ту же минуту ударился оземь и оборотился собачкою. Барин увидал, что старик ведёт собачку, начал её торговать: не так ему собачка показалася, как ошейник хорош. Барин даёт за неё сто рублев, а дед просит триста; торговались-торговались, и купил барин собачку за двести рублев. Только стал было дед снимать ошейник, – куда! – барин и слышать про это не хочет, упирается. «Я ошейника не продавал, – говорит дед, – я продал одну собачку». А барин: «Нет, врёшь! Кто купил собачку, тот купил и ошейник». Дед подумал-подумал (ведь и впрямь без ошейника нельзя купить собаку!) и отдал её с ошейником. Барин взял и посадил собачку к себе, а дед забрал деньги и пошёл домой.
Вот барин едет себе да едет, вдруг – откуда ни возьмись – бежит навстречу заяц. «Что, – думает барин, – али выпустить собачку за зайцем да посмотреть её прыти?» Только выпустил, смотрит: заяц бежит в одну сторону, собака в другую – и убежала в лес. Ждал-ждал её барин, не дождался и поехал ни при чём. А собачка оборотилась добрым молодцем. Дед идёт дорогою, идёт широкою и думает: как домой глаза-то показать, как старухе сказать, куда сына девал? А сын уж нагнал его. «Эх, батюшка! – говорит. – Зачем с ошейником продавал? Ну, не повстречай мы зайца, я б не воротился, так бы и пропал ни за что!»
Воротились они домой и живут себе помаленьку. Много ли, мало ли прошло времени, в одно воскресенье говорит сын отцу: «Батюшка, я обернусь птичкою, понеси меня на базар и продай; только клетки не продавай, не то домой не ворочусь». Ударился оземь, сделался птичкою; старик посадил его в клетку и понёс продавать. Обступили старика люди, наперебой начали торговать птичку: так она всем показалася! Пришёл и колдун, тотчас признал деда и догадался, что у него за птица в клетке сидит. Тот даёт дорого, другой даёт дорого, а он дороже всех; продал ему старик птичку, а клетку не отдаёт; колдун туда-сюда, бился с ним бился, ничего не берёт! Взял одну птичку, завернул в платок и понёс домой. «Ну, дочка, – говорит дома, – я купил нашего шельмеца!» – «Где же он?» Колдун распахнул платок, а птички давно нет; улетела, сердешная!
Настал опять воскресный день. Говорит сын отцу: «Батюшка! Я обернусь нынче лошадью; смотри же, лошадь продавай, а уздечки не моги продавать; не то домой не ворочусь». Хлопнулся о сырую землю и сделался лошадью; повёл её дед на базар продавать. Обступили старика торговые люди, все барышники: тот даёт дорого, другой даёт дорого, а колдун дороже всех. Дед продал ему сына, а уздечки не отдаёт. «Да как же я поведу лошадь-то? – спрашивает колдун. – Дай хоть до двора довести, а там, пожалуй, бери свою узду: мне она не в корысть!» Тут все барышники на деда накинулись: так-де не водится! Продал лошадь – продал и узду. Что с ними поделаешь? Отдал дед уздечку.
Колдун привёл коня на свой двор, поставил в конюшню, накрепко привязал к кольцу и высоко притянул ему голову; стоит конь на одних задних ногах, передние до земли не хватают. «Ну, дочка, – сказывает опять колдун, – вот когда купил нашего шельмеца». – «Где же он?» – «На конюшне стоит». Дочь побежала смотреть; жалко ей стало добра молодца, захотела подлинней отпустить повод, стала распутывать да развязывать, а конь тем временем вырвался и пошёл вёрсты отсчитывать. Бросилась дочь к отцу. «Батюшка, – говорит, – прости! Грех меня попутал, конь убежал!»
Колдун хлопнулся о сырую землю, сделался серым волком и пустился в погоню: вот близко, вот нагонит! Конь прибежал к реке, ударился оземь, оборотился ершом и бултых в воду, а волк за ним щукою. Ёрш бежал-бежал водою, добрался к плотам, где красные девицы бельё моют, перекинулся золотым кольцом и подкатился купеческой дочери под ноги. Купеческая дочь подхватила колечко и спрятала. А колдун сделался по-прежнему человеком. «Отдай, – пристает к ней, – моё золотое кольцо». «Бери!» – говорит девица и бросила кольцо наземь. Как ударилось оно, в ту ж минуту рассыпалось мелкими зёрнами. Колдун обернулся петухом и бросился клевать; пока клевал, одно зерно обернулось ястребом, и плохо пришлось петуху: задрал его ястреб! Тем сказке конец, а мне водочки корец.
Старик – это сам Господь. Он ещё на первом этапе вселенной пожелал отдать сына в науку, чтоб смолоду был родителям своим на утеху, под старость на перемену, а по смерти на помин души.
В начале повествования сын – это идея человека на первой версте. Старик водил юнца по городам (вечности), учил его чудесам Прави. Затем наступила вторая верста, и старик с сыном опять отправились в путешествие, но уже за знаниями ночи вселенной. Теперь сын – это образ человека на второй версте. Попался им на пути колдун – навий житель. Не взял колдун плату за обучение навьим чудесам, поскольку тогда в Нави никакой формы ещё не было, в том числе и денег, они появятся через многие миллионы лет на следующем этапе бытия.
Сговорились колдун и старик о сроке обучения, но при условии, если отец не придёт через три года, то может лишиться сына. Юнец овладел премудростями ночи вселенной. Он научился оборачиваться собачкой, конём, ершом, золотым колечком, зёрнышками, ястребом. Чтобы исполнить Закон Жизни, сын в конце навьего пути обязан вернуться в отцовский дом (в вечность). Используя умение оборачиваться в разные навьи образы, сын порхнул в Правь. Там он рассказал батюшке, когда и куда надо прийти, чтобы вызволить его из-под власти навьего царства. Отдал колдун старику сына, и пошли они себе домой (в Правь), так закончилась вторая верста.
На третьей версте вселенной сын вновь отправился в странствие, но теперь уже за опытом воплощённой жизни. Его путь из родительского дома в Явь проходил через ночь вселенной. Много ли, мало ли прошло времени, а навий житель ещё не забыл шельмеца. Когда удалец-молодец в образе коня оказался на прямоезжей навьей дороге, тут-то колдун и привёл его на свой двор, поставил в конюшню, накрепко привязал к кольцу и высоко притянул ему голову; стоит конь на одних задних ногах, передние до земли не хватают. Не достаёт удалец-молодец до земли, не удаётся ему прыгнуть в просторы дня вселенной. Пожалела парня дочь колдуна, приспустила поводья, тот и удрал прямо в Явь.
Далее на жизненном пути парень познал опыт явленного бытия, потому его душа и оказалась мудрее навьего жителя. Он победил колдуна на обратном пути из Яви в Правь. Таким образом, молодец исполнил все три предписания Закона Жизни. Он сходил прямо (из Прави через Навь в Явь), где женату быть; затем его душа отправилась из Яви налево, где мёртвым быть; а после очищения в Нави от земных страстей она перелетела направо – в царство вечности, где богатым быть.
Начиная с третьей версты вселенной (сказка «Семь сыновей вьюги»), поведано о межвидовом противоборстве хищного и нехищного человечества и становлении людской нравственности. В этой сказке в ночи вселенной одноглазые нарты с эфирными телами являли переходную форму в цепочке эволюции жизни (со второй на третью версту вселенной). Те из них, которые сумели воплотиться, приобрели некие навыки, но им была неведома божья истина, поскольку у них не было души, а потому и не было разума . На ту пору Творец экспериментировал с формой человека, тогда-то люди, идущие в Явь, и столкнулись с человекоподобными. Процесс эволюции плоти сохранился в долговременной памяти рода, потому в нём и присутствуют окаменелые люди, люди-рыбы, люди-кони, люди-дерево, люди-птицы и др. В этой же сказке поведано, что на ту пору животных на земле не было . Е щё не был проявлен животный мир, он существовал лишь в Нави. Поэтому часть нартов на земле питалась лишь разными травами и кореньями, отыскиваемыми ими в долине. Другая же часть не довольствовалась скромной (растительной) пищей и поедала друг друга. Для героя сказки животный мир предстал лишь в Нави в образах барашков, птиц и лани, за которыми охотился одноглазый великан. Когда же душа героя попала в вечность, тогда и свершилось торжество добра над злом, а людям было передано на землю всё самое необходимое.
Л егенды о далимонах, уаиги, энджалах, вампалах, одноглазых великанах знакомят с многообразием человекоподобных животных форм на переходном этапе эволюции жизни (со второй на третью версту вселенной). Например, грузинская сказка «О Нацаркэкине-лежебоке» знакомит с дэви . Это человекоподобное представляет огромное, глупое, сильное и злобное существо. Человек третьей версты вселенной – Нацаркэкин одурачивает дэви и устрашает его своей находчивостью. Нацаркэкин выжимает из камня воду (а на самом деле это был сыр); от своей якобы богатырской поступи он пускает пыль (а на самом деле сыплет золу). В общем, так запугал дэви, что тот убрался туда, откуда и пришёл (в царство смерти).
Знание пути в царство вечности является заветной мечтой каждого жителя Яви. Марийская сказка рассказывает, какие трудности ожидают Искателя двора божественной обители на дорогах вселенной.
Девочка и Вувер-кува
О днажды три сестры пошли в лес за земляникой. Во время сбора земляники они заблудились.
Шли-шли они, и вышли к одному дому. А там жила ведьма Вувер-кува.
Девочки вошли в дом и от усталости заснули.
Пришла Вувер-кува. Поймала она девочек и заперла в чулане.
«Теперь я их съем»,– подумала она. Вувер-кува зубами попробовала пальцы у девочек: жирные или нет, проверила. Нет, девочки ещё негодятся для съедения.
Стала она их усиленно кормить. Кормила их только орехами.
Спустя три дня она зубами попробовала пальцы у девочек. Попробовала пальцы старшей сестры – стали немного мягче, к средней сестры тоже помягчели. Вувер-кува попробовала пальцы у самой младшей – одни кости.
А самая младшая из сестёр была догадливой. Она вместо пальцев в рот ведьме Вувер-куве подсовывала кости.
Вувер-кува и не догадывалась, в самом деле считала её тощей, костлявой. Она кормила, кормила девочек, и двое, наконец-то, пополнели, набрали жиру. Посадив старшую сестру на лопату, затолкала её в печь, изжарила её, а потом съела. После стала усиленно кормить среднюю и младшую сестёр. Попробовала у средней сестры палец. «Ого, есть можно», – подумала она и увела есть. Посадила на лопату и втолкнула в печь.
Теперь осталась только самая младшая сестра. Младшая продолжала подсовывать в рот ведьме кости, хотя сама окрепла и пополнела, набрала жиру.
Вувер-кува попробовала её пальцы. «Что это? Никак она не может набрать жиру?» – подумала она.
Опять стала её кормить, пробует её пальцы, а они такие же костлявые. Пока она ждала, когда девочка растолстеет, совсем уж проголодалась.
«Сколько ни корми тебя, а ты всё такая же, почему не можешь набрать жиру? – говорит Вувер-кува. – Нет больше терпения. Я съем тебя!»
Повела Вувер-кува младшую девочку в избу, приготовилась изжарить её в печи.
– Садись на лопату! – говорит девочке Вувер-кува.
Девочка так и сяк повертелась вокруг лопаты.
– Я не умею, – говорит девочка. – Бабушка, а как на лопату сесть? Покажи сама, как нужно садиться!
– Вот так садись! – сказала ведьма и сама села на лопату. Как только Вувер-кува села на лопату, девочка схватила лопату и втолкнула ведьму в печь. Там она изжарилась и умерла.
Девочка вышла из дому и ушла. Тут скоро она вышла на дорогу, ведущую домой. И недалеко отсюда оказался их дом.
Так самая младшая из трёх сестёр спаслась от ведьмы Вувер-кувы. Она была самой маленькой, да догадливой. Сказка – прочь, а я – тут.
Повествование этой сказки ведётся от лица вековечного мудреца – я, который всегда тут. Старшие девочки были жителями первой и второй вёрст вселенной, и они существовали лишь в качестве непророщенного семени. Младшая же из сестёр – человек третьей версты, она прошла опыт воплощённой жизни, потому и оказалась мудрее своих сестёр, и даже перехитрила стража ночи вселенной – Вувер-куву (аналог бабы-Яги). В результате младшая нашла дорогу, ведущую домой – в вечность родительской обители. События сказок, казалось бы, происходят в одном временном интервале, однако их разделяют миллиарды лет.
Источник
