Проза о стихах :: Эткинд Е Г
| Размер шрифта | — / + |
| Цвет теста | |
| Цвет фона | |
| скрыть | |
В стихотворном послании «К Батюшкову» (1814) совсем еще юный Пушкин, обращаясь к своему поэтическому наставнику, писал:
Философ резвый и пиит,
Парнасский счастливый ленивец,
Харит изнеженный любимец,
Наперсник милых аонид,
Почто на арфе златострунной
Умолкнул, радости певец?
Ужель и ты, мечтатель юный,
Расстался с Фебом наконец?
Уже с венком из роз душистых,
Меж кудрей вьющихся, златых,
Под сенью тополей ветвистых,
В кругу красавиц молодых,
Заздравным не стучишь фиалом,
Любовь и Вакха не поешь;
Довольный счастливым началом,
Цветов парнасских вновь не рвешь;
Не слышен наш Парни российский.
Чтобы современный читатель понял эти стихи, к ним нужно приложить словарик мифологических имен. В этом словарике следует объяснить, что:
Парнас — гора, место обитания Аполлона и муз.
Хариты — то же, что Грации, богини женской красоты.
Феб — Аполлон, бог солнца и искусств.
Вакх — бог вина и веселья.
Теперь разберемся, что же в послании к Батюшкову сказано. «Пиит» — это старое слово означает «поэт». «Парнасский счастливый ленивец» — это тоже значит «поэт». «Харит изнеженный любимец» — «поэт». «Наперсник милых аонид» — «поэт». «Радости певец» — тоже «поэт». В сущности говоря, «мечтатель юный» и «философ резвый» — это тоже «поэт». Ниже еще два варианта, значащих «поэт»: «Наш Парни российский» (Парни — французский поэт XVIII века) и «юноша». Девять разных иносказаний, смысл которых один и тот же.
«Почто на арфе златострунной умолкнул. » Это значит: «Почему ты перестал сочинять стихи?» Но дальше: «Ужель и ты. расстался с Фебом. «, «Любовь и Вакха не поешь», «Цветов парнасских вновь не рвешь. » — это то же самое.
Итак, 16 строк на все лады видоизменяют одну и ту же мысль: «Почему же ты, поэт, не пишешь больше стихов?»
Послание «К Батюшкову» — произведение, близкое к стилю классицизма. Характерной чертой этого стиля является то, что содержание вещи можно довольно полно передать в прозе, все же остальное, содержащееся в тексте, представляет собой набор весьма стандартных украшений, переходящих от поэта к поэту, из стихотворения в стихотворение. Ни одного из этих описательных оборотов, перифраз, Пушкин не придумал — ими пользовались многие его предшественники и современники. Например, в послании «Мои Пенаты» (1812) Батюшков писал, говоря о поэтах-баснописцах тех лет Дмитриеве, Хемницере и Крылове:
С эротами играя,
Близ Федра и Пильпая
Там Дмитриев сидит;
Беседуя с зверями
Как счастливый дитя,
Скрыл истину шутя.
За ним в часы свободы
Поют среди певцов
Два баловня природы,
Хемницер и Крылов.
Вам, вам плетут хариты
Я с вами здесь вкушаю
И в радости взываю:
«Парнасские цветы»; «баловни природы»; «Фебовы жрецы»; «бессмертные венцы», сплетенные харитами. Все эти обороты — перифразы из того же арсенала, которым пользовался и Пушкин.
Алфавит — это своеобразный код, это набор знаков, каждый из которых обозначает только один строго определенный звук. В системе классицизма существует свой образный код — набор традиционно-условных образных знаков, и каждый имеет закрепленное за ним значение. Роза — это юность, или красота, или прелестная девушка. Лавр — это слава. Лира, цевница, арфа — это поэзия. Оковы — это любовь или брак. Чаша — это веселье или дружба. Осень — это старость. Весна — юность. Урна — смерть. Многие из этих слов-знаков лишь по происхождению метафоры,- они уже не воспринимаются как живые образы, уже стали чистой условностью. Так или иначе, метафоры классицизма — «алфавитные» метафоры. Вспомним, что в поэзии XX века какой-нибудь «самолет» может оказаться метафорой совершенно разных явлений — у Блока и у Пастернака.
Источник
Комментарий к роману Евгений Онегин (83 стр.)
Но чаще занимали страсти
Умы пустынников моих.
Ушед от их мятежной власти,
Онегин говорил об них
С невольным вздохом сожаленья;
Блажен, кто ведал их волненья
И наконец от них отстал;
Блаженней тот, кто их не знал,
Кто охлаждал любовь – разлукой,
Вражду – злословием; порой
Зевал с друзьями и с женой,
Ревнивой не тревожась мукой,
И дедов верный капитал
Коварной двойке не вверял.
1страсти… — Фр. les passions. На этих стрекочущих струнах постоянно играл Байрон. Яростные, противоречивые, накаленные до предела чувства, ловко превращающиеся в абстракцию от простого их педалирования; они подобны резкому звуку, который, усиливаясь до предела, становится тишиной Изображается, как два молодых человека обсуждают такие важные вопросы, как любовь, ревность, рок, игра, бунт. Опасные страсти, перечисленные у Вайса (см. выше, коммент. к строфе XVI), таковы: леность в детстве, плотская любовь и суетность в юности, честолюбие и мстительность в зрелости, алчность и самоублажение в старости.
14Коварной двойке… — Имеется в виду карточная двойка какой угодно масти, смиренная рабыня удачи, которая, однако, может обернуться предательницей. Используется как синекдоха для обозначения карточной игры, где мечут банк, например фараона или штосса.
Эти семнадцать строф были завершены 3 ноября 1823 г. в Одессе.
После XVI строфы в беловом автографе следует ряд крайне любопытных строф. XVII строфа в установленной редакции после четвертого стиха переходит в описание чувств, которые (в сочетании с прекрасными и таинственными двумя строфами гл. 8, XXXVI–XXXVII, где воображенье мечет фараон) придают новое измерение довольно плоскому в остальном образу Онегина; это описание, в свою очередь (следуя подсказке в XVII, 14), соскальзывает в изумительное отступление об игре.
Первая беловая рукопись содержит такое отвергнутое продолжение:
Онегин говорил об них
Как о знакомцах изменивших,
Давно могилы сном почивших,
И коих нет уж и следа;
Но вырывались иногда
Из уст его такие звуки,
Такой глубокий чудный стон,
Что Ленскому казался он
Приметой незатихшей муки —
И точно страсти были тут,
Скрывать их был напрасный труд.
Какие чувства не кипели
В его измученной груди?
Давно ль, надолго ль присмирели?
Проснутся — только погоди.
Блажен, кто ведал их волненье,
Порывы, сладость, упоенье,
И наконец от их отстал;
Блаженней тот, кто их не знал,
Кто охладил любовь разлукой,
Вражду злословием. Порой
Зевал с друзьями и с женой
Ревнивой не тревожась мукой;
Что до меня — то мне на часть
Досталась пламенная страсть,
Страсть к банку! ни дары свободы,
Ни Феб, ни слава, ни пиры,
Не отвлекли б в минувши годы
Меня от карточной игры.
Задумчивый, всю ночь до света
Бывал готов я в прежни лета
Допрашивать судьбы завет:
Налево ляжет ли валет?
Уж раздавался звон обеден;
Среди разорванных колод
Дремал усталый банкомет;
А я нахмурен, бодр и бледен,
Надежды полн, закрыв глаза,
Пускал на 3-го туза.
И я теперь отшельник скромный,
Скупой не веруя мечте,
Уж не поставлю карты темной,
Заметя грозное руте
Мелок оставил я в покое,
Ата́нде, слово роковое,
Мне не приходит на язык —
От рифмы также я отвык.
Что будешь делать? между нами
Всем этим утомился я.
На днях попробую, друзья,
Заняться белыми стихами,
quinze-et-le-va
Большие на меня права.
Чтобы понять строфы XVIIc и XVIId, как и другие пассажи у Пушкина (см. особенно его великолепную повесть «Пиковая дама», в которой переводчики, включая обычно внимательного Бернарда Герни (Bernard Guerney) столько напутали), читателю необходимо уяснить, что значит «метать банк». Во времена Пушкина модно было играть в банк, немецкий вариант фараона, именуемый по-русски штосc. Это была новейшая разновидность особой группы карточных игр, эволюционировавших, начиная с XVII в., в следующей последовательности. ландскнехт, бассет (bassette, barbacole или hoca), фараон (pharo или faro). Мы не будем вдаваться здесь в мельчайшие их различия и дадим общее описание «банка» пушкинских времен.
Игрок, или «понтер», выбирал из своей колоды карту, клал ее на карточный стол, обтянутый зеленым или синим сукном, и делал ставку, обычно монетами или бумажными купюрами, положенными сверху. Сдающий, или «банкомет» («тот, кто мечет банк»), еще именуемый «tailheur» («talliere» или «tallier» в бассете) распаковывал новую колоду и начинал раскладывать карты, беря их сверху колоды по одной: первую налево от себя, вторую направо и т. д. попеременно, пока не разложит всю колоду. По-английски это действие называется «to tally», по-русски — «метать». Русский глагол предполагает быстрое непрерывное мелькание, хотя на деле — особенно если понтеров было несколько — банкомету довольно часто приходилось останавливаться, когда, например, кто-нибудь говорил: «Атанде!» (от фр. attendez), требуя возможности сделать или изменить ставку. Банкомет выигрывал, когда карта, совпадающая с той, на которую сделана ставка, ложилась направо от банкомета, и проигрывал, если она ложилась налево. Эта карта с левой стороны, карта понтера, называлась «carte anglaise», и если она выигрывала с первой же ставки, говорили, что она выиграла «соника» (что значит «сразу»); такое случилось дважды (в «Пиковой даме»), когда понтировал Германн, иными словами, он дважды угадал вторую карту сверху в колоде сдающего; то же самое должно было произойти и в третий раз, если бы он не открыл по несчастной ошибке не ту карту («обдернулся») — даму вместо туза, которого, как ему казалось, он достал из своей колоды.
«Темной» по-русски называлась та карта, которую понтер доставал из своей колоды и не показывал банкомету, пока соответствующая карта не появлялась из колоды последнего.
Когда у банкомета выпадал дуплет, то есть две карты одинакового достоинства открывались одновременно на две стороны (в ходе одного расклада), понтер терял половину ставки в фараоне и всю ставку в штоссе. Если понтер выигрывал одну ставку, он мог рискнуть поставить ту же сумму плюс выигрыш (то есть удвоить ставку), он оставлял деньги на кону и загибал угол карты, что называлось «пароле» или «пароли». Когда он хотел поставить только на выигрыш, то сгибал свою карту (делал «un pli»), и это называлось «pay» или «paix» (рус. «пе» или «пароли-пe», если он только что выиграл пароли). «Septet-le-va», или по-русски «сетельва» («septleva», как писал Поуп в своей прелестной эклоге «Карточный стол» / «The Basset-Table», 1751), следовала за выигранным пароли, когда понтер, обязанный утроить ставку, рисковал всей суммой и, во второй раз загибая угол карты, рассчитывал выиграть в семь раз больше; если ему везло, он мог загнуть третий угол, тем самым увеличивая ставку в пятнадцать раз, вот этот-то решающий шаг назывался «quinze-et-le-va» (что звучало по-русски как «кензельва»). Следующим соблазном для понтера было увеличение ставки в тридцать раз — «trente-et-le-va», что в скучной комедии Сюзанны Сентливр «Карточный стол» (Susanna Cent livre, «The Basset-Table». London, 1706) обозначено как «Trante et leva», a по-русски передается как «трантельва».
В заключительном двустишии строфы XVIId:
quinze-et-le-va
Большие на меня права —
последний стих — «Большие на меня права» — галлицизм: «a de grands droits» (см., например: «Орлеанская девственница» Вольтера, VIII, стих 30 и его примеч. 1782 г. к X: «l’épopée a de grands droits»).
При описании игры в фараон в гл. XXII «Кандида» хозяйка дома, сидя рядом с банкометом, внимательно следит за «всеми пароли, всеми сетлева игры, в ходе которой каждый участник загибал угол карты; она заставляла их отгибать углы назад с суровым вниманием, но вежливо». Пушкин в первой же сцене своей повести «Выстрел» (написанной осенью 1830 г.) показывает, как Сильвио за карточным столом мечет банк в фараоне и точно так же следит, чтобы понтеры по ошибке не загнули угол карты, если не имеют права этого делать.
Редакторы неизменно печатают окончание стиха 13 как «quinze elle va» (см.: ПСС 1936, с. 431; Акад. 1937, с. 282; ПСС 1949, с. 519) вместо «quinze et le va»; возможно, тут ошибка Пушкина, но так это или нет — должны проверить люди, имеющие доступ к пушкинским рукописям. Согласно Томашевскому, в черновике (2369, л. 31) появляется еще один вариант — «sept il va», что также ошибочно.
Если начальная ставка составляет, скажем, один доллар, то:
Источник
Стихотворение и анализ «Разлука»
В последний раз, в сени уединенья,
Моим стихам внимает наш пенат.
Лицейской жизни милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья.
Прошли лета соединенья;
Разорван он, наш верный круг.
Прости! Хранимый небом,
Не разлучайся, милый друг,
С свободою и Фебом!
Узнай любовь, неведомую мне,
Любовь надежд, восторгов, упоенья:
И дни твои полетом сновиденья
Да пролетят в счастливой тишине!
Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я.
И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),
Пусть будут счастливы все, все твои друзья!
Краткое содержание
А. Тон. Царское село. Лицей. 1822
Учёба заканчивается, приходит время расставаться. Друзья в последний раз слушают стихотворение друга – поэта. Именно так начинает своё произведение Пушкин. Затем автор обращается напрямую к своему ближайшему товарищу по перу Кюхельбекеру, желая ему счастья, познания истинной любви и свободы. Пушкин, выступая в роли лирического героя, клянётся хранить верность дружескому братству. Он уверяет, что, невзирая на любые события, навсегда останется преданным другом своим лицейским товарищам.
История создания
Произведение написано в 1817 г. В этот год учёба юного лицеиста Александра Пушкина подходила к завершению. В процессе учёбы Пушкин крепко сдружился со многими неординарными, талантливыми личностями. Особенно высоко он ценил дружескую связь с Вильгельмом Кюхельбекером, которого, шутя, называл «Кюхля». Именно к Кюхле обращается Пушкин в этом стихотворении. В первоначальной редакции произведение носило название «К Кюхельбекеру». Спустя несколько лет Пушкин решил его переименовать.
Жанр, направление, размер
Произведение представлено в жанре дружеского послания. Именно этот жанр стал излюбленным для Пушкина в самом начале его творческого пути. Автор применяет свой любимый поэтический размер – четырёхстопный ямб с чередованием перекрёстной и охватной рифмовок.
Композиция
С композиционной точки зрения стихотворение является трёхчастным. Это позволяет произвести его условное разделение на три семантических части:
- Первая часть – передаётся предчувствие скорого расставания и чувство тревоги, связанное с этим.
- Вторая часть – включает в себя напутствие и пожелание другу на его дальнейшую жизнь.
- Третья часть – финальная. Представляет собой поэтическую клятву преданности лицейскому содружеству и, конечно же, своему лучшему другу Кюхельбекеру. Поэт пишет, что не желает расставаться, но вынужден покориться судьбе.
Образы и символы
В произведении представлены два ключевых образа, раскрывающих основную идею стихотворения:
- образ лирического героя – центральный. Герой находится в подавленном состоянии по причине близкого расставания с друзьями. При этом, он понимает: пришло время каждому из друзей вступить на собственный жизненный путь. Кажется, что в последних строчках герой обращается сам к себе, но, на самом деле, он обращается к Творцу, прося у него здоровья во все времена всем тем, кто окружает его любимого друга;
- образ друга – поэт искренне восклицает слово: «Прости!». Он просит друга не расставаться хотя бы с Творчеством и Свободой, а также познать искреннюю любовь. Друг становится для поэта невероятно значимой фигурой, олицетворяющей собой преданность, открытость, молодость.
Темы и настроение
Основная тема стихотворения – это дружба, имеющая огромное значение для поэта. Лицей в Царском Селе сыграл важную роль в формировании личности Пушкина. Под крышей лицея царил дух поэзии, вольномыслия. Дружеские связи, появившиеся в стенах лицея, выпускники сохранили на всю жизнь. Для Пушкина настоящие друзья – это те, кто имеет духовную связь, а также общность интересов, стремлений, идеалов. Произведение передаёт читателям настроение печали и трагичности. Это настроение подчёркивается ещё и тем, что в тексте осуществляется повтор слова «последний».
Основная идея
Основная идея заключена в том, что Пушкин даёт обещание сохранить крепкую дружбу и после окончания лицея: «Где б ни был я…святому братству верен я». Автор доносит до нас следующую мысль: необходимо ценить те дружеские отношения, что зародились в юности и были скреплены совместной учёбой, юношескими мечтами и весёлыми происшествиями.
Средства выразительности
Для передачи глубины собственных переживаний и чувств Пушкин использует разнообразные выразительные средства:
- эпитеты – «верный», «милый», «родимого», «последние»;
- метафоры – «в огне ли смертной битвы», «в сени уединенья»;
- олицетворения – «внимает наш пенат», «прошли лета соединенья».
Источник
