Je suis charlie что это значит

Почему Je suis Charlie?

Лента новостей

Все новости »

По поводу двух рисунков в последнем номере Charlie Hebdo в России поднялся совершенно обескураживающий медиа-шторм. Представитель МИД РФ Мария Захарова спрашивает: ну что, кто теперь — Charlie? С острой критикой выступил пресс-секретарь президента Песков, депутат Никонов и др. Отвечаю: Je suis Charlie

Фото: Zuma/ТАСС —>

Почему я — Charlie? Повторю старый принцип одного английского парламентария: я умру, споря с вами, но прежде я умру за ваше право спорить со мной. В январе этого года террористы расстреляли редакцию «Шарли». Двенадцать апостолов свободы слова, этой циничной, без авторитетов, без пиетета, без граней сатирической журналистики, были убиты. Исламистские террористы расстреляли всю редакцию, убили полицейских охранников. Всенародное французское сочувствие, миллионные манифестации с участием президента республики и лидеров многих государств, включая руководителей арабских стран и Израиля, — они были не в поддержку маргинальной карикатурной эстетики «Шарли», а в поддержку права на свободу слова, самовыражения, творчества, права на свободу прессы и, в конце концов, предпринимательства.

Черный юмор журнала многие не принимают, не принимают жестко, до неприязни. Мне, например, не нравится, не близко. Но это одно. Другое — неприятие насилия в отношении авторов и редакторов, неприятие давления. Это неприятие — абсолютно.

Читайте также:  Что значит хотеть друг друга

Многие, мне кажется, и в России, да и во Франции, не в состоянии это разделить. Может не нравиться, можно критиковать, не принимать, не покупать, возмущаться. Нельзя запрещать, угрожать, бить окна, бросать молотовские зажигалки, убивать. Свобода — это свобода для всех.

Так кто пляшет на костях? Медиа-шторм, поднятый в российской печати по поводу двух рисунков во французском полумаргинальном сатирическом еженедельнике «Шарли Эбдо», совершенно обескураживает. Сами рисунки, на мой взгляд, средней умеренности, по оскорбительности не тянут на многое другое, что публикуется в «Шарли». Они не на мой вкус, но по стандартам «Шарли» даже мягкие.

Обычно журнал бьет наотмашь, на грани. Стиль такой режущий. Помните наши черные анекдоты? «Что-то не нравится мне этот Сенкевич. — Не нравится — не ешь». «Дети в подвале играли в гестапо». «Сколько нужно было троцкистов, чтобы убить товарища Кирова?». «А у Зои Космодемьянской просто спички отсырели»? Помните скомороха — Ролана Быкова из фильма «Андрей Рублев»? И что с ним после доноса монаха делают государевы слуги?

Цинизм черного юмора и сатиры — это своеобразное проявление человеческого здоровья, отважного неприятия несправедливостей судьбы, жестокости жизни. «Пир во время чумы». Французская традиция этой жестокой сатиры восходит ко временам революции и даже еще раньше — к «Гаргантюа и Пантагрюэлю». О сегодняшней карикатуре российский художник Андрей Бильжо замечает: «Карикатура – это не всегда смешно, а часто бывает страшно. Цель карикатуры – раздражать, прежде всего, общество. Этого достигает всеми своими способами «Шарли Эбдо». Это циничные художники, циничные, для них нет ничего святого». Одобрять ли, соглашаться ли – это уже другой вопрос, для каждого в отдельности, по индивидуальным пристрастиям.

Читайте также:  Что значит облако акацуки

Так почему официальная Москва так обиделась на «Шарли»? «Кощунство» прозвучало рефреном не у одной Захаровой. Будто отмашка была дана. Еще у пресс-секретаря президента Пескова, у нескольких депутатов, включая Вячеслава Никонова и Алексея Пушкова. Лидер Чечни Рамзан Кадыров вообще потребовал от французских властей закрыть журнал. Сие, правда, недоступно нам, как писал еще Салтыков-Щедрин.

Слово «кощунство» пугающе напоминает, во-первых, о «кощунственном» перформансе Pussy Riot. Многие помнят яростные споры вокруг девушек, получивших «двушечку».

Первое, о чем думается, когда размышляешь о реакции в России, — это «синдром бяки». Они все — западные бяки, и что бы ни говорили, ни рисовали, все хотят нас как-то ущипнуть. Так что, первая автоматическая реакция — дать полный и окончательный отлуп. Даже когда западные бяки скорее сочувствуют, чем злобствуют.

Еще в этом видится и синдром «государственности». Деятелям-государственникам, этатистам, которые не могут себе представить, что может быть огромный веер мнений, стилистики, вкусов, — им так же невозможно представить, что что-то может публиковаться без санкции властей, без соответствия «генеральной линии». Свободное изъявление, творчество, слово, образ, — это просто немыслимо.

Мыслимо. Если это понять, то сразу понятно, что не дело МИД возмущаться по поводу двух рисунков в небольшом заграничном коммерческом журнале. Что все знают — журнал этот пострадал от террористов, кровью заслужил свое право быть, чем был. Что такое возмущение со стороны России — просто неприлично, себе, своей стране в ущерб.

Источник

Почему Je suis Charlie?

По поводу двух рисунков в последнем номере Charlie Hebdo в России поднялся совершенно обескураживающий медиа-шторм. Представитель МИД РФ Мария Захарова спрашивает: ну что, кто теперь — Charlie? С острой критикой выступил пресс-секретарь президента Песков, депутат Никонов и др. Отвечаю: Je suis Charlie

Почему я — Charlie? Повторю старый принцип одного английского парламентария: я умру, споря с вами, но прежде я умру за ваше право спорить со мной. В январе этого года террористы расстреляли редакцию «Шарли». Двенадцать апостолов свободы слова, этой циничной, без авторитетов, без пиетета, без граней сатирической журналистики, были убиты. Исламистские террористы расстреляли всю редакцию, убили полицейских охранников. Всенародное французское сочувствие, миллионные манифестации с участием президента республики и лидеров многих государств, включая руководителей арабских стран и Израиля, — они были не в поддержку маргинальной карикатурной эстетики «Шарли», а в поддержку права на свободу слова, самовыражения, творчества, права на свободу прессы и, в конце концов, предпринимательства.

Черный юмор журнала многие не принимают, не принимают жестко, до неприязни. Мне, например, не нравится, не близко. Но это одно. Другое — неприятие насилия в отношении авторов и редакторов, неприятие давления. Это неприятие — абсолютно.

Многие, мне кажется, и в России, да и во Франции, не в состоянии это разделить. Может не нравиться, можно критиковать, не принимать, не покупать, возмущаться. Нельзя запрещать, угрожать, бить окна, бросать молотовские зажигалки, убивать. Свобода — это свобода для всех.

Так кто пляшет на костях? Медиа-шторм, поднятый в российской печати по поводу двух рисунков во французском полумаргинальном сатирическом еженедельнике «Шарли Эбдо», совершенно обескураживает. Сами рисунки, на мой взгляд, средней умеренности, по оскорбительности не тянут на многое другое, что публикуется в «Шарли». Они не на мой вкус, но по стандартам «Шарли» даже мягкие.

Обычно журнал бьет наотмашь, на грани. Стиль такой режущий. Помните наши черные анекдоты? «Что-то не нравится мне этот Сенкевич. — Не нравится — не ешь». «Дети в подвале играли в гестапо». «Сколько нужно было троцкистов, чтобы убить товарища Кирова?». «А у Зои Космодемьянской просто спички отсырели»? Помните скомороха — Ролана Быкова из фильма «Андрей Рублев»? И что с ним после доноса монаха делают государевы слуги?

Цинизм черного юмора и сатиры — это своеобразное проявление человеческого здоровья, отважного неприятия несправедливостей судьбы, жестокости жизни. «Пир во время чумы». Французская традиция этой жестокой сатиры восходит ко временам революции и даже еще раньше — к «Гаргантюа и Пантагрюэлю». О сегодняшней карикатуре российский художник Андрей Бильжо замечает: «Карикатура – это не всегда смешно, а часто бывает страшно. Цель карикатуры – раздражать, прежде всего, общество. Этого достигает всеми своими способами «Шарли Эбдо». Это циничные художники, циничные, для них нет ничего святого». Одобрять ли, соглашаться ли – это уже другой вопрос, для каждого в отдельности, по индивидуальным пристрастиям.

Так почему официальная Москва так обиделась на «Шарли»? «Кощунство» прозвучало рефреном не у одной Захаровой. Будто отмашка была дана. Еще у пресс-секретаря президента Пескова, у нескольких депутатов, включая Вячеслава Никонова и Алексея Пушкова. Лидер Чечни Рамзан Кадыров вообще потребовал от французских властей закрыть журнал. Сие, правда, недоступно нам, как писал еще Салтыков-Щедрин.

Слово «кощунство» пугающе напоминает, во-первых, о «кощунственном» перформансе Pussy Riot. Многие помнят яростные споры вокруг девушек, получивших «двушечку».

Первое, о чем думается, когда размышляешь о реакции в России, — это «синдром бяки». Они все — западные бяки, и что бы ни говорили, ни рисовали, все хотят нас как-то ущипнуть. Так что, первая автоматическая реакция — дать полный и окончательный отлуп. Даже когда западные бяки скорее сочувствуют, чем злобствуют.

Еще в этом видится и синдром «государственности». Деятелям-государственникам, этатистам, которые не могут себе представить, что может быть огромный веер мнений, стилистики, вкусов, — им так же невозможно представить, что что-то может публиковаться без санкции властей, без соответствия «генеральной линии». Свободное изъявление, творчество, слово, образ, — это просто немыслимо.

Мыслимо. Если это понять, то сразу понятно, что не дело МИД возмущаться по поводу двух рисунков в небольшом заграничном коммерческом журнале. Что все знают — журнал этот пострадал от террористов, кровью заслужил свое право быть, чем был. Что такое возмущение со стороны России — просто неприлично, себе, своей стране в ущерб.

Источник

Je suis Charlie три года спустя

7 января исполняется три года со дня теракта в редакции французского сатирического еженедельника «Шарли Эбдо». Сегодня это издание уже не символ единения Франции, а линия, по которой расколото общество. Право на свободу слова все чаще ставится под вопрос, а «Шарли» приходится тратить больше половины доходов на обеспечение безопасности своих сотрудников.

При нападении погибли 12 человек, в том числе 8 членов редакции. За этим терактом последовали еще два: убийство сотрудницы полиции 8 января и гибель четырех заложников в супермаркете Hypercasher 9 января от рук террориста Амеди Кулибали. Эти теракты вызвали беспрецедентную волну солидарности с жертвами во французском обществе: 10 и 11 января 2015 года на марши в защиту свободы слова и ценностей республики спонтанно вышли более 4 миллионов французов. Эти марши стали самой масштабной манифестацией во всей истории Франции. Хэштег #jesuischarlie («Я – Шарли») вышел далеко за пределы Франции.

Однако очень скоро – как во Франции, так и за рубежом – вновь зазвучали голоса, утверждающие, что насилие – это, конечно, плохо, но «Шарли» заходит слишком далеко, оскорбляет чувства верующих и целых народов, кощунствует, публикует непристойности и посему рискует нарваться на новые неприятности. На «Шарли» снова обижены многие мусульмане, а еще испанцы – после карикатур про теракт в Барселоне; россияне, возмущенные рисунками про крушения российских лайнеров, и многие другие, ставшие объектом едкой сатиры издания. В адрес еженедельника продолжают поступать многочисленные угрозы, и последние три года он существует фактически в подпольных условиях, тратя колоссальные деньги не обеспечение своей безопасности.

6 декабря, накануне официальных мемориальных мероприятий, в парижском театре Фоли Бержер состоялась конференция «По-прежнему Шарли: помнить и бороться». Участие в ней приняли и сотрудники газеты, и политики, и журналисты, и активисты гражданского общества. Они говорили о том, что значит быть «Шарли» сегодня – через три года после терактов.

Подписывайтесь на нас в telegram

Из символа единения нации «Шарли» со временем превратился в одну из линий раскола французского общества. Говоря схематично, «Шарли» – это те, кто требует строгого соблюдения принципа безрелигиозности государства, кто считает богохульство частью свободы слова и кто просит не путать критику религий, которая вполне уместна и закономерна, и расизм, который неприемлем. К «Анти-Шарли», в свою очередь, можно отнести всех тех, кто считает, что газета заходит слишком далеко в своих карикатурах, что свобода слова не должна оскорблять чувства верующих и что религиозные общины вправе требовать от государства уважения их особых прав. В первую очередь критика «Шарли» и различные требования исходят от представителей ислама, так как именно они наиболее чувствительны во Франции к «оскорбительным», по их мнению, изображениям и действиям, однако надо сказать, что «Шарли» не щадит в своих публикациях ни одну религию.

По опросу, представленному на конференции институтом IFOP, на сегодня 61% опрошенных французов по-прежнему считают себя «Шарли». В январе 2016 они составляли 71% опрошенных.

Для тех, кто по-прежнему поддерживает сатирический еженедельник, быть «Шарли» означает, в первую очередь, – требовать гарантии полной свободы слова. Вот что заявил философ Рафаэль Энтховен:

– Важно понимать разницу между поддерживать «Шарли» и любить это издание. Очень глупо говорить: «Я – не Шарли,» потому что вам не нравятся их публикации. Ведь чтобы поддерживать «Шарли», совсем необязательно подписаться на эту газету, ценить ее или даже читать. Важно не то, что представлено в «Шарли», а то – что «Шарли» собой представляет».

Для Инны Шевченко, активистки движения Femen, проживающей во Франции, «Шарли» – это больше чем газета. Это образ мысли:

– Спросите меня: кто олицетворяет смелость, и я отвечу – «Шарли». Что такое настоящее достоинство – «Шарли». Что такое свобода – быть «Шарли». Мы, феминистки, здесь, чтобы заявить, что мы всегда были и всегда будем «Шарли». И на них, и на нас часто нападают, говоря, что мы кого-то оскорбляем нашим поведением, нашими шутками, нашим юмором. Но я повторяю снова и снова: нет такого права – не чувствовать себя обиженным, тогда как право на свободу слова – это одно из главных прав личности. Нам часто заявляют, что свобода слова должна иметь границы. Что неограниченная свобода слова вредна и опасна для общества. Я знаю много стран, где люди страдают от ущемления свободы слова. Но можете ли вы назвать хоть одну страну, чьи граждане страдают от избытка свободы слова? Нет, это невозможно себе представить!»

Главный редактор «Шарли» Жерар Биар напомнил об экстремальных условиях, в которых существует газета последние три года и которые описаны в последнем номере издания, озаглавленном «Три года в консервной банке».

Адрес редакции держится в секрете, вход в нее защищен бронированными дверями. Все основные журналисты сопровождаются охраной, охраняется и здание редакции. Это стоит журналу огромных денег. Члены редакции не могут иметь нормальной социальной жизни и живут в постоянном страхе за себя и своих близких. Журналисты были крайне напуганы, когда «приспешники Путина», пишет газета, опубликовали в сети личные данные, адрес и план дома одного из ее сотрудников. Кстати, именно из России в редакцию приходит наибольшее количество писем с «более или менее неуклюжими попытками» выведать личные электронные адреса сотрудников и адрес редакции. Учитывая всю критику, которой «Шарли» подвергается в России, эти письма в редакции воспринимают не как проявление вежливого интереса, а как попытки взлома базы данных или подготовки нападения.

Все это говорит о том, что для свободы слова наступили не лучшие времена, считает Биар:

– У всех есть право не любить «Шарли», не любить наши рисунки и статьи. «Шарли» – это сатирический еженедельник, который выражает свои мнения по ряду вопросов. Сатира не должна всем нравиться, и с любым мнением можно поспорить. Однако никто не имеет права стрелять в нас, угрожать нам расправой или утверждать, что мы получили по заслугам, потому что недостаточно уважительны. Нормально ли, что в мирное время, в демократической стране газета должна отдавать больше половины своих доходов на обеспечение безопасности и жить в военных условиях? Можно ли говорить о том, что свобода слова действительно существует? Вопрос этот я хочу задать всем тем журналистам и обозревателям, которые, зная о нашем положении, предпочитают рассуждать о дурном вкусе и границах сатиры.

По мнению «Шарли» и его сторонников, в этой недопустимой ситуации есть доля вины французского государства и всех тех политиков и СМИ, которые постоянно обвиняют их в «подливании масла в огонь».

Об этом рассуждает Рафаэль Энтховен:

– У всех этих «миротворцев», которые постоянно просят не подливать масла в огонь, «особенно в такой момент», я хочу спросить – а когда наступит тот момент, когда мы сможем посмеяться друг над другом? Тогда, когда в обществе воцарятся полный мир и покой? Но этот момент никогда не наступит! И эти люди прекрасно об этом знают. То есть они сознательно пытаются заставить навечно отказаться от всех болезненных тем и ввести пожизненную цензуру. И самое главное – они забывают в том, что проблема – это огонь, а не масло!»

О вопросе соотношения свободы слова и религий говорил генеральный секретарь организации «Репортеры без границ» Кристоф Делуар, также выступавший на конференции:

– В Совете по правам человека ООН десять лет шли крайне ожесточенные дебаты о диффамации религий. Организация Исламской конференции очень настойчиво добивалась введения в законодательные тексты о правах человека статьи против диффамации религий. Все демократические государства всячески избегают возвращения к этой теме, поскольку есть реальный риск, что они не устоят под натиском мощного религиозного лобби. Поэтому я призываю все государства проявить твердость в этом вопросе и не поддаваться давлению со стороны представителей культов, чтобы сохранить независимость наших демократий от религиозных идеологий.

Источник

Оцените статью