Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
Глава пятая. Пункты XIX — XXIX
XIX
9–14 В этом босховском собрании «усы» в начале строки 11 могут означать усы какого-нибудь животного из семейства кошачьих или усики-щупальца какого-то членистоногого, равно как и усы сказочного великана-людоеда. Отдельные части тела слона и кабана, хвост дьявольского пуделя или льва — все это может быть отдаленным отражением расхожих представлений о мире средневековья.
13 Всё указует. «Всё указывает», «вся [толпа] указывает» — это та же самая идиоматическая форма, как и в начальной фразе строфы XXI главы Первой: «Всё хлопает».
XX
5–7 Онегин тихо. Критик, на которого ссылается Пушкин в своем примеч. 32, — Борис Федоров, рецензент отдельного издания Четвертой и Пятой глав (1828), обвинивший Пушкина в своем журнале «Санкт-Петербургский зритель» в безнравственности и неблагопристойности.
Глагол «увлекать», фр. «entraîner», использованный в строке 5, по смыслу стоит где-то между «тащить» и «уносить» и, несмотря на протесты нашего поэта, содержит определенный оттенок, имеющий значение соблазняющих уговоров и обольщения, что, вне всякого сомнения, и видно из этого пассажа.
«Слагает» (фр. «dépose») следующей строки в русском языке ассоциируется с родственными формами, означающими «складывать», «связывать» и т. д., и в данном контексте передает поразительную вялость, скованность и податливость тела героини. Глагол использован здесь в смысле, близком к глаголу «укладывать» — значение, усиливающее намеренность и целенаправленность действий Онегина.
10 XXI, 3 Ленский. М. Гершензон в статье «Сны Пушкина» [62]
Однако в сне Татьяны нет ничего, что говорило бы в пользу такого утверждения. Онегина, пишет Гершензон в своей на редкость убогой и маловразумительной статье, «…давно мутило, может быть даже не раз подмывало спугнуть это пошлое прекраснодушие, — и так человечески-понятно, что в минуту досады на Ленского он дал волю своему злому чувству, — раздразнил Ленского, закружил Ольгу, как мальчишка бросает камешек в воркующих голубей!»
Гершензон упоминает также о небольшой книжке С. Судиенко, к которому относится как к чудаку, «Тайна поэмы A. C. Пушкина „Евгений Онегин“» (Тверь, 1909), где различным деталям сна Татьяны придается аллегорическое значение, например, две жердочки, образующие мосток, означают две встречи Татьяны с Онегиным и т. д.
XXI
1–3 См. коммент. к XX, 10.
XXII
1 Но та, сестры не замечая. Протяжный, тоскливый распев этой строки звучит как эхо строки 1 в строфе XXXIII главы Третьей — «Она зари не замечает», и, в свою очередь, получает отзвук в похожей интонации строки 1 строфы XXXI главы Восьмой — «Она его не замечает» и строфы XLII главы Восьмой — «Она его не подымает». Лейтмотив, носящий характер повторяющегося магического заклинания.
12 Мартын Задека. Я склонен рассматривать этот персонаж как искусственное создание, сфабрикованное в 1770 г. анонимным составителем астрономических таблиц германо-швейцарского происхождения, который, по-видимому, производил имя своего «мудреца» от раввинского звания «цадик», означающего «особо праведный», или от Садок, имени одного священника времен царя Соломона, или от Седекия, «fameux cabaliste» , в правление Пипина Короткого (восьмой век) доказавшего глумившимся над ним, что стихии населены сильфами, которым он порекомендовал показаться людям, что они и сделали, плывя в роскошных воздушных кораблях (как уверяет аббат Монфокон де Вийар в романе, направленном против розенкрейцеров «Граф Габалис, или Беседы о тайных науках», Париж, 1670).
В университетской библиотеке Базеля имеется сборник памфлетов восемнадцатого века с надписью «Historische Schriften» на форзаце и «Varia historica» на обложке (каталогизированный как Leseges. Brosch. № 17). Мадемуазель Эжени Ланг, библиотекарь Швейцарской национальной библиотеки, любезно предоставила мне возможность ознакомиться с фотокопией четвертого памфлета из этой серии. Это брошюрка на четырех страницах с заголовком «Wunderbare und merkwürdige Prophezeyung des berühmten Martin Zadecks, eines Schweitzers bey Solothurn der im 106ten Jahr seines Alters, vor seinem Tode den 20. Dezember, und nach seinem Tode den 22ten Dez. 1769, in Gegenwart seiner Freunde Prophezeyet hat, auf gegenwärtige und zukünftige Zeiten». . В брошюре дается краткое описание его жизни (он удалился в Альпы в 1739 г., питался травами в течение тридцати лет в полном одиночестве и умер в бедной хижине неподалеку от Солёра) и его предсказаний, сделанных им на смертном одре — (таких, как распад Турецкой империи, грядущий расцвет Скандинавии и России, ослепительное величие Данцига, завоевание Италии Францией, полное покорение Африки тремя северными народами, разрушение большей части Нового Света в результате различных катаклизмов и конец света в 1969 г.). Брошюра эта, по всей видимости, имела широкое распространение; различные варианты ее были включены в целый ряд сборников с текстами мистического содержания, немецких и русских. Имя Мартин Цадек (по-русски писавшееся как Мартын Задек или Мартын Задека) стоит в одном ряду с именами Тихо Браге и Иоганна Каспара Лафатера на титульном листе «Оракула», изданного в трех книгах, насчитывающего 454 страницы и вышедшего в 1814 г. в Москве, после чего последовало еще множество изданий, таких как «Древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилетнего старца Мартына Задека», Москва, 1821; «Новый полный оракул и чародей», содержащий главы «Толкование снов» и «Предсказания Брюса и Задеки», Москва, 1880.
XXIII
5 Мальвиной. «Мальвина», сочинение мадам Коттен (Париж, 1800; 1801, согласно данным Л. К. Сайкса, автора великолепного исследования «Мадам Коттен», Оксфорд, 1949). Мадам Коттен была также автором «Матильды»; см. коммент. к главе Третьей, IX, 8, относительно Малек-Аделя.
Мальвина де Сорси после смерти своей подруги, Миледи Шеридан (племянницы, вероятно, лорда Бомстона из сочинений Руссо), отправляется на житье к родственнице Мистрис (это «ис» является данью французской моде того времени) Бертон, в Шотландию, где католический священник мистер Прайор и распутник сэр Эдмунд влюбляются в нее. Злоба Мистрис Бертон приводит к различным ужасным и запутанным ситуациям — и Мальвина теряет тот рассудок, что у нее был.
Если судить по варианту строки 5 черновой рукописи (2368, л. 49 об. «…с русскою Мальвиной»), Пушкин мог иметь в виду русскую версию, появившуюся (согласно Бродскому, с. 231) в 1816–18 гг., и в этом случае Татьяна едва ли ее читала.
6 три с полтиной. Вероятно (как отмечал Лозинский, 1937 г.), бумажными деньгами («ассигнациями»), что равнялось одному рублю серебром.
8 Собранье басен площадных. — торговцев, мастеровых, более или менее овладевших грамотой слуг и проч.
10 две Петриады. Среди полудюжины «Петриад» (эпических поэм, посвященных Петру I — жалкого подражания жалкой французской «Генриаде»), известных в то время, существовало и гротескное «Лирическое песнопение» в восьми песнях князя Сергия Шихматова, публикация которого (в 1810 г.) вызвала острую эпиграмму Батюшкова «Совет эпическому стихотворцу»:
Две другие героические поэмы на тему Петра написаны Романом Сладковским (1803) и Александром Грузинцевым (1812); существует и французская трагедия в стихах «Петр Великий» (Париж, 1779), автор которой Дора. Лучшее из множества такого рода произведений — «Петр Великий, героическая поэма» Ломоносова, насчитывающая 1250 ямбических шестистопников (рифмовка bbaaccee). Она состоит из Вступления (64 строки, датировано 1 нояб. 1760 г.) и двух песен (632 и 554 строки). Строки 171–73 песни I носят на удивление пророческий характер:
10 Мармонтеля третий том. В «Полном собрании сочинений» Мармонтеля (Париж, 1787, 17 т.) в третьем томе собраны «Нравоучительные сказки», впервые вышедшие в 1761 г. (изданы в Гааге, 2 т.), после чего были опубликованы «Новые нравоучительные сказки» (Париж, 1765). В пушкинской библиотеке имелось полное собрание Мармонтеля издания 1813–19 гг. [63] «Contes morales» вместо «Contes moraux», a Чижевский (1953, с. 212) неправильно пишет имя автора «Marmontelle» (вместо «Marmontel»).
Ассоциации, возникающие у Пушкина в связи с Петром Великим и Мармонтелем, может быть, вызваны воспоминаниями о сатире Жильбера «Восемнадцатый век» (1775), в которой упоминается Антуан Леонар Тома, автор «Петреиды», эпической поэмы в честь царя, работу над которой прервала смерть поэта, последовавшая в 1785 г:
Источник
«Душа ждала»
«Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви; ничто другое не говорило её душе; ум её спал», — так писал о героине романа В.Г.Белинский, и, думается, в этом был совершенно прав.
Давно её воображенье,
Сгорая негой и тоской,
Алкало пищи роковой;
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала… кого-нибудь …
«Жажда любви»… А о чём ещё могла мечтать юная девушка в те годы? К тому же не будем забывать, что Татьяна живёт «в глуши забытого селенья» и абсолютно не знакома со светской жизнью и её условностями.
Как она росла? В статье об Ольге я приводила пропущенные впоследствии автором строки про то, что в воспитании сестёр не участвовали
Ни дура англинской породы,
Ни своенравная мамзель.
Однако своё письмо Татьяна пишет по-французски.
Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала
И выражалася с трудом
На языке своем родном,
Итак, писала по-французски…
Все комментаторы указывают, что «выражалася с трудом на языке своем родном» значит не неумение говорить по-русски вообще, а просто владение русской речью на чисто бытовом уровне. А вот для выражения тончайших оттенков чувств был ей, видимо, нужен именно французский письменный стиль, и это не вина Татьяны, а беда её, как и многих в ту пору… И поэт подтвердит:
Что делать! повторяю вновь:
Доныне дамская любовь
Не изъяснялася по-русски.
Меня же сейчас интересует другое: раз Татьяна настолько хорошо знала французский язык, что сумела написать
Письмо, где сердце говорит,
Где все наруже, все на воле, — значит, всё же языку её неплохо научили в детстве, и следовательно, без гувернантки тут не обошлось. Почему же Пушкин не упоминает о ней? Да, думаю, просто потому, что её влияние ограничилось только хорошим знанием языка.
А в остальном Татьяна была воспитана на «страшных рассказах зимою в темноте ночей» да на чтении романов.
И вот тут пришла пора ответить на один вполне резонный вопрос, заданный комментатором (вовремя не ответила, рассчитывая вернуться к нему позже): «А действительно, где Татьяна брала книги? Из глухой псковской деревни начала XIX века в книжную лавку не сбегаешь». Всё справедливо. Но для себя представляю вот так, хотя и не рискну утверждать это безапелляционно.
Во-первых, видимо, существовали некие продавцы книг, кочующие по деревням. Вспомним:
Сие глубокое творенье [Мартына Задеку]
Завез кочующий купец
Однажды к ним в уединенье
И для Татьяны наконец
Его с разрозненной «Мальвиной»
Он уступил за три с полтиной,
В придачу взяв ещё за них
Собранье басен площадных,
Грамматику, две Петриады
Да Мармонтеля третий том .
Стало быть, был какой-то своеобразный «книгообмен» между помещиками.
Во-вторых, давайте посмотрим, какие книги читала Татьяна:
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо .
Затем она будет «воображаться героиной
Своих возлюбленных творцов,
Кларисой, Юлией, Дельфиной»…
И, наконец, её любимые герои:
Любовник Юлии Вольмар,
Малек-Адель и де Линар,
И Вертер, мученик мятежный,
И бесподобный Грандисон ,
Который нам наводит сон.
А теперь небольшая справка. Это ведь только больная фантазия семейки Файнсов заставила Онегина в аглицком фильме предлагать Татьяне как новинку («только что прислали!») «Новую Элоизу» Ж.-Ж.Руссо, вышедшую в свет за шестьдесят лет до начала действия нашего романа.
Среди любимых книг Татьяны нет ни одного современного ей романа! Она познакомится с книгами,
В которых отразился век
И современный человек
Изображён довольно верно,
лишь посетив имение Онегина после его отъезда. Что же она читает пока? Пушкин пояснит: «Юлия Вольмар — Новая Элоиза. Малек-Адель — герой посредственного романа M-me Cottin. Густав де Линар — герой прелестной повести баронессы Крюднер». А мы посмотрим на даты. «Новая Элоиза», где действует «любовник Юлии Вольмар», вышла в свет в 1761 году, на русском языке была напечатана в 1769 -м. Пресловутая «Кларисса, или История молодой леди» (о её оценке Пушкиным я писала здесь ) была написана С.Ричардсоном в 1748 году, его же «История сэра Чарльза Грандисона» («бесподобный Грандисон» ) – в 1753-м (кстати: это именно «Грандисона» читает с таким «выражением» лакей мамаши Анненковой в «Звезде пленительного счастья»). «Страдания юного Вертера» И.-В.Гёте появились на свет Божий в 1774 году. Самые «свежие» романы из упомянутых – это «Дельфина» Ж. де Сталь (1802 год), «Валери, или Письма Гюстава де Линара к Эрнесту де-Г.» Ю.Крюднер – 1803 и «Матильда, или Крестовые походы» М.Коттен, где герой Малек-Адель, — 1805 год. Однако тоже, как видим, не новинки.
Это те книги, которые у Татьяны «дремали до утра под подушкой». Как они попали к ней? Ричардсон и Руссо, видимо, были привезены ещё маменькой (она же « была сама от Ричардсона без ума», хоть и не очень-то читала), другие, надо думать, завезены, как и Мартын Задека…
Пушкин подчеркнёт, какие герои действуют в этих книгах:
Свой слог на важный лад настроя,
Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец.
Он одарял предмет любимый,
Всегда неправедно гонимый,
Душой чувствительной, умом
И привлекательным лицом.
Питая жар чистейшей страсти,
Всегда восторженный герой
Готов был жертвовать собой…
Сейчас, конечно, этих героев трудно воспринимать так, как относились к ним в давние времена (помню, каких усилий стоило мне прочитать «Новую Элоизу»), даже не в пушкинские – это о них ведь сказано им:
Роман классической, старинный,
Отменно длинный, длинный, длинный,
Нравоучительный и чинный,
Без романтических затей.
Но Татьяна других книг просто не знает! И можно ли удивляться, что, когда она встретит, как ей покажется, необыкновенного, ни на кого из окружающих её не похожего героя, то для «мечтательницы нежной» все
Счастливой силою мечтанья
. В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
Ведь совершенно ясно, что Татьяна любит не Онегина – она влюблена в созданного в её воображении героя. Как это типично для героинь нашей литературы – вспомним, кстати, и Софью Фамусову, «выдумавшую» себе Молчалина! И Пушкин недаром заметит:
Но наш герой, кто б ни был он,
Уж верно был не Грандисон (Грандисон был представлен автором как «идеальный джентльмен»)
Источник