Что значит врачевать классическим стихом по мнению соколова

Тихая лирика

Главная > Реферат >Литература и русский язык

Сам термин “тихая лирика” возник как оппозиция “громким” поэтам, читавшим свои стихи на стадионах и в многоместных аудиториях. Во главе этого ряда, как правило, ставят Николая Рубцова (1936–1971) и менее известного Алексея Прасолова (1930–1972) — думается, потому, что они не только обладали незаурядным художественным дарованием, но и раньше других ушли из жизни. “Тихих” лириков объединяло не только безусловное следование традициям русской классической поэзии, но и общность поэтической судьбы, выражавшаяся прежде всего в поздней, запоздалой, а то и посмертной известности. Их противопоставляли и так называемым “городским” поэтам, называя первых “органичными”, а вторых — “неорганичными” или “книжными”.

“Тихие” лирики, вслед за Николаем Рубцовым и Владимиром Соколовым, тяготеют в своём творчестве к тютчевско-фетовской традиции. Они воспринимают человека как часть природы и соотносят человека и мирозданье, что придаёт их лирике философский характер. Поэты этого направления стремятся к личностно-психологической тематике, изображению картин неброского русского пейзажа, традиционным стихотворным размерам. В стихах “тихих” лириков не встретишь ритмических сбоев, разностопных строк, экзотических рифм. Даже метафоры и другие яркие тропы не занимают в их поэзии главного места. Поэтому “тихость” “тихих” лириков не только в камерности читательской аудитории, но и в негромкой, задушевной прелести обычного русского слова, простоте поэтического синтаксиса, спокойствии интонаций. Поистине “здесь мало увидеть — здесь надо всмотреться”, “здесь мало услышать — здесь вслушаться нужно” (такими словами лаконично охарактеризовал среднерусский пейзаж поэт Николай Рыленков). В этом можно убедиться, познакомившись с некоторыми стихами “тихих” лириков.

Поэт Владимир Николаевич СОКОЛОВ (1928–1997) родился в городе Лихославле Калининской (ныне Тверской) области. Первые стихи были им написаны в возрасте восьми лет. В старших классах школы Соколов с другом Давидом Ланге издаёт рукописные журналы «ХХ век» (1944) и «На заре» (1946). В это же время юноша посещает литературный кружок советской поэтессы Елены Александровны Благининой. По рекомендации Е.А. Благининой и профессора Л.И. Тимофеева в 1947 году Соколов принят в Литературный институт, который он окончил в 1952 году, занимаясь в семинаре поэта Василия Васильевича Казина. Впервые стихотворение Владимира Соколова «Памяти товарища» было опубликовано в «Комсомольской правде» (1948, 1 июля). Дебют не остался без внимания Степана Щипачёва (статья «Заметки о поэзии 1953 года»). Он рекомендовал поэта в Союз писателей СССР. Первая книга, которую Соколов хотел назвать «Крылья», вышла в 1953 году под заглавием «Утро в пути». На фоне остальных поэтических книг года, в которых всё ещё господствовала война, сборник Соколова, по мнению критиков, свидетельствовал о приходе нового поэтического поколения, среди которого назывались имена Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского, Владимира Цыбина. Как писал Евтушенко, Соколов “учил нас серьёзному отношению к поэзии” и стал первопроходцем темы.

Поэт Владимир Соколов — кавалер ордена Кирилла и Мефодия (Болгария, 1977), лауреат Государственной премии СССР (1983), Международной премии имени Н.Вапцарова (1989), первый лауреат Государственной премии России им. А.С. Пушкина (1995), Международной Лермонтовской премии (1996). На протяжении более чем сорокалетнего пути в русской словесности у поэта вышло всего около двадцати книг. Скрупулёзность в работе со словом была для него важнейшей в стихосложении. Соколов писал: “Русский словарь для меня как Библия для верующего”.

Соколов был классическим “тихим” лириком. Он любил описывать старинные городские районы, невысокие дома, ясную осень, снежную зиму. Пейзажи Соколова берут начало от поэтических картин Фета. Они двуплановы (состояние природы гармонирует с состоянием души лирического “я”), размыты, неопределённы, полны акварельных полутонов. Чёткий рисунок приобретают только чёрные ветви зимних деревьев на фоне белизны пушистого снега. Свой художественный идеал поэт ищет в прошлом, в классической традиции русской лирики. Поэтому для его стихов характерны традиционность рифмовки и стихотворных размеров, стройность композиции, сдержанность поэтических интонаций, обилие зрительных деталей (По В.Агеносову).

Поэт Анатолий Владимирович ЖИГУЛИН (1930–2000) родился в Воронеже. В юношеские годы он создал антисталинский кружок единомышленников, деятельность которого была направлена на изучение “подлинного” марксизма-ленинизма. За это в 1949 году был обвинён в антисоветской деятельности и отправлен в колымские лагеря, где находился до 1954 года. Вернувшись из лагерей, Жигулин окончил Воронежский лесотехнический институт (1960) и Высшие литературные курсы (1965). “В лагерях было много людей, попавших туда случайно. Некоторые из них прозревали, увидев подлинное, страшное лицо великой утопии, лапищи надзирателя над наивными утопистами, некоторые ломались, «ссучивались», становились мелкими стукачами, но семнадцатилетний Толя Жигулин, попавший туда в 1948 году, был одним из немногих, кто попал туда за дело, осмелившись создать подпольную юношескую организацию, ставившую своей целью борьбу против обожествления Сталина, то есть за разоблачение великой утопии как ловкой политической иллюзионистки. Ужас тогдашнего кровавого цирка был в том, что публично распиливаемые на человеческом лесоповале люди уже не срастались. Жигулин вослед Солженицыну, Шаламову, Евгении Гинзбург, Домбровскому стал одним из послов призраков этого страшного лесоповала истории. Его стихи «Кострожоги», «Бурундук» стали лагерной классикой, а книга «Чёрные камни» — неоценимое свидетельство на суде истории” (И.Б. Роднянская)3.

В.В. Агеносов4 считает, что литературная критика, относящая А.Жигулина к “тихим” лирикам, не совсем права, так как значительное количество его стихотворений имеет остросоциальное звучание. По мнению критика, поэтический мир Жигулина — жёсткий, пронзительный, лишённый идиллии. Но с “тихими” лириками его всё же сближает значительная роль лирического пейзажа. Однако не “мягкий” Фет, а “жёсткий” Бунин — учитель Жигулина. Пейзажи у поэта — это словесная живопись. Особенно он любит изображать осень, её неяркие приметы, жёлто-бурый колорит. Для стихов Жигулина характерны намеренная скудость тропов, отсутствие символики.

Источник

Что значит врачевать классическим стихом по мнению соколова

Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания 1-9.

Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребёнка пленного он вёз.
Тот занемог, не перенёс
Трудов далёкого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нём мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасён.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещён святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Тёмный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нём
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днём приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришёл к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил.

Источник

Что значит врачевать классическим стихом по мнению соколова

И не видел никто.

(«Памяти Афанасия Фета», 1968)

Не менее вызывающими для литературных обывателей оказались и другие его столь же искренние строки, связан­ные с именем Фета, объясняющие и жизненные, и поэти­ческие установки самого Владимира Соколова:

Вдали от всех парнасов,

От мелочных сует

Со мной опять Некрасов

И Афанасий Фет.

Они со мной ночуют

В моем селе глухом.

Они меня врачуют

Классическим стихом.

(«Вдали от всех парнасов. », 1960)

Критики любят задаваться вопросом: почему у Соколо­ва рядом с Афанасием Фетом его постоянный антагонист, поэт яркой гражданственности Николай Некрасов? Во-первых, потому, что Владимир Соколов, как читатель уже заметил, сам никогда не забывал о гражданской позиции, может быть, даже искренне стремился одновременно и к «громкой» и «тихой» лирике и тянулся не только к Некра­сову, но даже к Владимиру Маяковскому. Эти порывы в гражданственность сопровождали Владимира Соколова на протяжении всей его творческой жизни, будили опреде­ленный комплекс неполноценности «тихого лирика», за­ставляли оправдываться и в стихах, и в интервью.

Я шел, самим собой тесним,

Стремясь себя в проулки вытеснить.

Поскольку был ничем иным,

Как клеветою на действительность.

Все выдержал, любовь любя.

Но — хоть скажи в свой час шагреневый:

«Я выкорчевывал тебя,

Исчадье ада — куст сиреневый».

(«Да, вот такие же, как ты. », 1979)

Во-вторых, поэзия Некрасова сегодня, спустя сто с лиш­ним лет, воспринимается несколько по-иному, чем его совре­менниками, — не отдаляясь, а приближаясь к поэзии Фета. Мы уже способны воспринимать Николая Некрасова не только как защитника народного, но и как ярчайшего лирика.

В-третьих, не забудем, что «Они меня врачуют / Клас­сическим стихом». Любая классика близка читателю своей гармонией, патина времени оставляет лишь вечное, а мел­кие страсти незаметны простому глазу. С классической по­эзией душа отдыхает.

И, в-четвертых, все-таки Соколову Некрасов созвучен как защитник справедливости своей жизненной позицией, а Фет созвучен его пониманию поэзии. Поразительно, что при этом, чисто стилистически, поэтикой своей Владимир Соколов далек от Фета. В его собственной поэзии несо­мненно господствует прежде всего влияние Блока и в рит­мике, и в построении строки, далее по влиянию на его по­этику следует Борис Пастернак. Но темы для своих стихов Владимир Соколов брал совсем не блоковские и тем более не пастернаковские. «Тихая лирика» у него — собственная. Если кому-то покажется, что привязкой к «тихой лирике» я сужаю дарование поэта, свожу его к одной определенной группе, я не буду упорствовать, предлагаю желающим за­менить этот термин на какой-нибудь другой, семантически близкий. В самом обозначении «тихая лирика» заключена, на мой взгляд, целая поэтическая вселенная. Ведь кому-то и привязка к «лирике» покажется тенденциозной и ущем­ляющей права поэта. Так уж вышло, что под «тихой лири­кой» стали подразумевать строго определенную группу по­этов с определенной поэтической и даже идеологической направленностью. А вы попробуйте взглянуть на этот тер­мин вне групповых пристрастий, и увидите, как соответст­вует он поэзии Владимира Соколова. Впрочем, свои стихи поэт всегда писал в удалении и от друзей, и от учителей.

. родина, это ты,

С маленькой нежной буквы,

Там, где лишь три версты

До паутин и клюквы.

Ты бриллиант росы,

Вправленный в венчик тесный,

Темная тень грозы

Над желтизной окрестной.

(«. родина, это ты. », 1985)

Вот она — самая настоящая тихая лирика без кавычек и групповых пристрастий.

Звучат, гоня химеры

Пустого баловства,

Прозрачные размеры.

Обычные слова.

(«Вдали от всех парнасов. »)

Разве приверженность к прозрачности смысла, к про­стоте слов, к идентичности слов и самой жизни обозначает какую-то групповую идеологическую узость? Тогда уж вся классическая русская литература является некой тенденци­озной группой, с которой надо бороться. Что и делают в на­ше время.

Еще раз хотел бы подчеркнуть, что отрицая равновеликость лирики Владимира Соколова и его гражданственных стихов, я не посягаю на эту самую гражданственность в русской поэзии, не призываю к аполитичности и филоло­гической замкнутости отечественной литературы. Но когда я читаю, как защищали Владимира Соколова от нападок воинственных прогрессивных оппонентов Станислав Куняев и Вадим Кожинов, заверяя читателя в высокой граж­данской позиции поэта, понимаю, что они спасали от цен­зуры и гонений его книги, его репутацию, его право на пуб­ликации в то советское время, понимаю политическую подоплеку этой защиты. К примеру, Вадим Кожинов пи­шет: «Нельзя не порадоваться тому, что. Владимир Соко­лов написал стихи «Новоарбатская баллада», выразившие подлинно гражданственное понимание сути дела:

Ташкентской пылью,

Вполне реальной,

Арбат накрыло

Мемориальный.

Ведь вот, послушай,

Какое дело:

Волной воздушной

И стих задело.

. Именно такими должны быть размышление и тревога гражданина. »

Я сам как-то не вижу прямой связи между ташкентским землетрясением, которое в 1966 году потрясло всю страну, и арбатскими переулками, и эту всемирность отношу к не­уклюжим попыткам Владимира Соколова встать в общий идеологический строй. Мне обидно и за талантливого кри­тика, который должен был постоянно представлять публи­ке не почитаемого им тонкого лирика, а некоего граждан­ского поэта-трибуна. Обидно и за самого поэта, вынужден­ного то и дело уходить в далекую для себя маяковщину. Гражданская лирика — традиционно весома в русской по­эзии, но не каждому дан этот дар. И здесь я скорее согла­шусь с мнением Юрия Минералова, считающего, что «искренняя соколовская гражданственность подкупала, по­буждала радоваться, что такой крупный поэт мыслит в пра­вильном направлении. Но темперамента В. Маяковского (или Г. Державина) природа ему не дала, и это тоже чувст­вовалось». Продолжу, что не дала природа Владимиру Со­колову и гражданской пугающей мощи Юрия Кузнецова, и гражданской поэтической неистовости и запредельности Татьяны Глушковой. Что из того? Зато какая изумительная, впервые обнаруженная поэтом живопись московских дво­риков!

О, двориков московских синяя,

Таинственная глубина!

В изломах крыш, в их смутных линиях

Доверчивость и тишина.

(«О, двориков московских синяя. », 1952)

Какая тонкость ощущений, какая ясность линий в его пейзажной лирике:

Россия средней полосы.

Туман лугов и запах прелый

Копны, промокшей от росы.

И карий глаз ромашки белой.

(«Россия средней полосы. », 1957)

Уже с конца пятидесятых годов он становится, на мой взгляд, первым лирическим поэтом России, каковым и ос­тается лет двадцать, не менее.

Соколов — поэт неровный. Но такими же неровными были и Фет, и Некрасов, и любимый им Твардовский, и тем более его старший друг Наровчатов. И все же, если выбрать из двадцати книжек Соколова лучшую лирику и издать отдельным небольшим томиком, этот томик пере­весит многие кирпичи мировой классики. По крайней ме­ре, лирики такого уровня нет у нобелевского лауреата Ио­сифа Бродского, как и ни у кого из нынешних молодых поэтов.

Источник