Что значит трактовать закон

К вопросу о проблемах толкования закона в Российской Федерации

Под толкованием закона понимается интеллектуальный процесс, состоящий из двух обязательных этапов: уяснения (определение смысла правовых норм самим субъектом толкования) и разъяснения (доведение субъектом толкования уясненного им смысла до иных заинтересованных лиц).

Толкование подразделяется на официальное и неофициальное. Поскольку неофициальное толкование имеет значение только для разрешения научных и бытовых вопросов, не является обязательным для органов судебной власти, представляется целесообразным не останавливаться на нем подробнее в рамках данной работы.

Официальное толкование подразделяется на:

1. Аутентическое толкование — это разъяснение смысла закона, исходящее от органа, принявшего его.

2. Легальное толкование — это разъяснение закона дается органом государственной власти, уполномоченным на то законом.

3. Судебное толкование дается любым судебным органом при применении уголовного закона в процессе рассмотрения конкретных уголовных дел. К данному виду толкования относятся и руководящие постановления Пленума Верховного Суда РФ.

Толкование уголовно-правовых норм при рассмотрении конкретного уголовного дела и для конкретного случая судебным органом называется казуальным толкованием.

Рассматривая вопрос казуального толкования Ч.Беккариа справедливо замечает: «судьям не может принадлежать право толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями. Судьи не получили законы в наследство от наших предков как традицию или завет, которые не оставляют потомкам ничего другого, кроме повиновения. Наоборот, они получают их от живого общества или суверена, его представляющего, как хранителя результатов всеобщего волеизъявления своих современников».

Я согласен с этим положением, считаю, что первоочередная задача закона, как регулятора общественных отношений, это его способность отвечать текущим интересам общества. Тогда и только тогда, когда действующий закон не направлен на самовоспроизводство политической власти, но воплощает собой реальные чаяния общества можно говорить о его общеобязательности.

Ч.Беккариа развивает свою мысль, отмечая: «по поводу всякого преступления судья должен построить правильный силлогизм, в котором большой посылкой служит общий закон, а малой — конкретный поступок, противоречащий или соответствующий закону; заключение — оправдание или наказание. Если же судья по принуждению или по собственной воле построит не один, а два силлогизма, то тем самым он откроет лазейку неопределенности».

Здесь представляется целесообразным отметить, что неопределенность закона может возникнуть не только из ошибки, допущенной судьей, при его казуальном толковании, но и из первоначальной неоднозначности защищаемых законом общественных отношений. Например, статьей 228 Уголовного кодекса РФ, помимо прочего, запрещается приобретение и хранение лицом наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов. Остается совершенно непонятным по какому принципу государством решается вопрос по запрету тех или иных общественных отношений, результатом которых является нанесение лицом вреда собственному здоровью.

Разумеется, государство, как общественное образование, защищающее интересы своих граждан, должно существовать исключительно с целью защиты этих самых интересов. Однако, как быть, когда совершеннолетний дееспособный гражданин самостоятельно нарушает свои же интересы? Если государство должно вмешиваться в подобные отношения — то каков предел его вмешательства? Ведь употребление наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, если понимать данное деяние как акт причинения ущерба гражданином самому себе, не имеет принципиального отличия от легальных актов причинения ущерба (употребление алкоголя, табакокурение, пирсинг, набивание татуировок и т.д.).

Таким образом, судье для толкования достается изначально недостаточно определенная норма закона что априори делает любое вынесенное решение неопределенным.

Ч.Беккаре видит причину этого в том: «что судьи не прислушиваются к постоянному и отчетливому гласу закона, а идут на поводу у толкования, ошибающегося и непостоянного».

Но ошибочным будет считать, что глас закона заключается в его формальном определении. Форму закону придает уполномоченный на то орган государственной власти (В РФ это Федеральное собрание). Однако, ни представительность данного государственного органа, ни его сменяемость не смог гарантировать соответствие гласа закона чаяниям общества.

В странах с романо-германской правой системой и невозможно достигнуть такого соответствия. Ибо сменяемость общественной морали и нравственности по своим темпам значительно опережает сменяемость любых представительных органов власти.

Решением данной проблемы мне видится необходимость грамотной имплементации судебного прецедента в нашу правовую систему. Только когда судья при рассмотрении дела сможет выйти за рамки противоречащего разуму закона и принять решение в соответствии с конкретными обстоятельствами дела. Только при таких условиях можно будет говорить не только о по-настоящему судебном толковании закона, но и о реальном существовании принципа разделения властей (ст.10 Конституции РФ), когда противоречащие общественным интересам предписания законодательных органов власти будут иметь широкую возможность для толкования органами судебной власти.

И только такой подход уведет нас от деспотизма закона к его настоящей роли — регулятора общественных отношений.

Источник

Спор о толковании ― это не способ исправления ошибок при заключении договора (на примере дела, рассмотренного ВС РФ, в котором буквально было истолковано несуществующее условие)

Применение ст. 431 ГК РФ сопряжено со множеством практических нюансов. В частности, в спорах о толковании условий договора крайне важна аргументация. Поскольку спор о толковании не должен превращаться в способ исправить собственные ошибки, допущенные при заключении договора по неосмотрительности или незнанию, или иные упущения либо потерю интереса к договору на согласованных условиях.

В частности, суд может отклониться от буквального текста условия договора только в случае, если оно действительно неясно (допустимы два и более равнозначных значения либо невозможно в целом выявить содержание). Причем неясность условия должна быть как сама по себе, так и сохраняться в результате сопоставления с другими условиями и смыслом договора (абз. 1 ст. 431 ГК РФ).

Крайне важно при этом видеть «границы» условия, учитывая, что оно может содержаться в нескольких предложениях, пунктах, статьях договора. Понимание, в чем именно заключается потенциально спорное условие, позволяет предотвратить возникновение ложного спора о толковании.

Неясность того самого условия, которое является предметом потенциального спора, должна быть надлежащим образом раскрыта и прокомментирована в мотивировочной части решения суда с учетом позиций, представленных сторонами.

Значимость необходимых и достаточных пояснений состоит в том, что в противном случае возникает риск произвольного перехода в процессе спора к

(а) поиску действительной общей воли сторон, отличной от текста договора, применительно к условию, которого нет, и/или

(б) поиску действительной общей воли сторон, которой, скорее всего, на самом деле и не было.

Обусловлено это тем, что граница между ясностью и неясностью условий договора условна. Однако констатация неясности не может быть сугубо следствием субъективного восприятия условия по принципу: «я думаю, что это условие ограничено данной частью фразы, и мне она неясна». Суду, как представляется, предстоит в случае спора ретроспективно смотреть на спорное условие с позиции того, как именно стороны понимали или могли понимать его в процессе заключения договора, какой смысл вкладывали.

Иными словами, правило абз. 1 ст. 431 ГК РФ о приоритете буквального текста приобретает особый смысл, если смотреть на него в контексте соотношения воли и волеизъявления. Пока не доказано иное, следует считать, что воля сторон (чего на самом деле хотели) и форма выражения этой воли (волеизъявление= текст) совпадают, а следовательно, стороны договорились ровно о том, о чем они договорились. То есть буквальный текст и есть действительная общая воля сторон. Поэтому такой текст необходимо не толковать = интерпретировать, а толковать = читать, не привнося дополнительного содержания и смысла. Образно говоря, быть в состоянии дзен и просто наблюдать. Как бы это ни было сложно, учитывая, что восприятие любого договора — это деятельность интеллектуальная и творческая.

Подход, основный на презумпции того, что буквальный текст содержит волеизъявление, совпадающее с волей, вряд ли идеален. Однако при прочих равных он позволяет

правильно устанавливать «границы» спорного условия, а не подменять/ограничивать его отдельными фразами, выхваченными из контекста, и
взвешенно оценивать договор, учитывая важность баланса между

уважением свободы воли сторон и связанности последствиями выбора, что предполагает последовательность, приверженность последствиям того, на что согласились,
условностью границ между ясным и неясным, что обусловлено не только особенностями языка, но и многими другими факторами, в том числе знанием и опытом любого, кто воспринимает содержание договора,
необходимостью выявления общей действительной воли сторон для раскрытия существа обязательства только тогда, когда действительно есть дефект в выражении воли, и в результате такого дефекта искажается восприятие намерения сторон.

Поэтому, как представляется, т.н. иные соответствующие обстоятельства, о которых говорится в абз. 2 ст. 431 ГК РФ (предшествующие договору переговоры сторон, переписка, практика, установившаяся во взаимных отношениях сторон, последующее поведение, обычаи и т.п.), значимы не только для целей самого восполнительного толкования, то есть интерпретации неясного текста. Они не менее важны для оценки того, действительно ли текст является неясным (абз. 1 ст. 431 ГК РФ).

В таком выводе нет противоречия.

Для целей абз. 1 ст. 431 ГК РФ иные обстоятельства должны оцениваться для ответа на вопрос «в чем состоит спорное условие, и действительно ли его содержание неясно?».

Для целей абз. 2 ст. 431 ГК РФ иные обстоятельства должны оцениваться для ответа на вопрос «какова действительная общая воля сторон в случае ее противоречия/ расхождения с буквальным текстом?».

Отдельно стоит заметить, что перечень обстоятельств, подлежащих учету, открыт, а их восприятие в принципе невозможно без пояснений сторон. Такие пояснения важны для того, чтобы видеть «границы» спорного условия , а не только какую-нибудь его часть, выхваченную из контекста, и видеть в каждом абстрактном обстоятельстве ретроспективно конкретные факты конкретного дела.

На мой взгляд, хорошей иллюстрацией сказанного является дело, приведенное в п. 6 «Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 3 (2019)», утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27.11.2019.

На примере этого дела видно, как в результате игнорирования контекста положений договора и обусловленных этим «содержательных границ» спорного условия можно легко заменить волю сторон своим представлением о договоре и прийти к выводу о совершенно ином содержательном наполнении обязательства, чем то, которое следует из буквального текста и обусловлено намерениями сторон.

Между Ф. (покупатель, истец) и Ч.( продавец, ответчик) был заключен договор продажи швейного ателье и оборудования за 2 млн. рублей.
Переданное оборудование стоило 73 000 рублей (согласно отчету об оценке, представленному в рамках спора).
Ателье находилось в арендованном помещении, в связи с чем по условиям договора требовалось, чтобы покупатель ателье и оборудования оформил на себя аренду помещения.
Впоследствии покупатель обратился в суд с иском к продавцу, требуя признать договор недействительным и ссылаясь на недобросовестное поведение продавца, завышенную цену оборудования.

Первая инстанция и апелляция: суды пришли к выводу о том, что

«Из буквального толкования условий договора с учетом буквального значения слов и выражений «переходит от продавца к покупателю», «передача прав на ателье», «право собственности на ателье», «ответчик обязуется передать истцу ателье» следует, что предметом договора являлась передача права собственности от продавца Ч. к покупателю Ф. не только на оборудование, но и на помещение, расположенное в торговом центре.
Ответчик не мог не знать, что передать в собственность арендуемое помещение невозможно. Это подтверждает наличие в действиях продавца умысла сообщить истцу недостоверную информацию об условиях сделки с целью ее заключения, что соответствует определению обмана применительно к положениям ст. 179 ГК РФ… со стороны ответчика имело место недобросовестное поведение при заключении договора купли-продажи, а потому с учетом установленных судом фактических обстоятельств имелись основания для признания указанного договора недействительным по основаниям, предусмотренным ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ».

Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ признала выводы судебных инстанций ошибочными, в том числе, по следующим основаниям:

Процитировав ст. 431 ГК РФ, ВС РФ указал на, что «содержание договора определяется в соответствии с его общепринятой трактовкой и пониманием его условий сторонами. Если положения договора могут иметь несколько значений либо не позволяют достоверно установить значение отдельных положений, суды обязаны выявить действительную и реальную волю сторон. Основным способом ее установления являются показания сторон или их представителей по условиям договора и обстоятельствам дела. Суд обязан учитывать в совокупности все собранные по делу доказательства с целью выявления действительной воли сторон и исключения каких-либо сомнений в ее достоверности.
Исходя из буквального содержания договора его предметом является набор оборудования, именуемого также «ателье», на что в своих объяснениях в суде указывала сама истец. В самом тексте договора отсутствует указание о переходе права собственности на нежилое помещение площадью 6 кв. м, расположенное в торговом центре.
Напротив, из содержания договора явно следует, что помещение продавцом арендуется до 1 февраля 2017 г., помещение будет находиться у покупателя в субаренде, после чего покупатель самостоятельно заключит договор аренды с собственником помещения.
Обо всех обстоятельствах, связанных с правами на помещение и с необходимостью заключить договор аренды, Ф. (покупатель) могла и должна была знать, поскольку это прямо указано в заключенном сторонами договоре.
Доводы о завышенной цене сами по себе не являются основанием для вывода о недобросовестности продавца, об обмане или злоупотреблении, поскольку покупатель была надлежаще осведомлена о том, что именно покупает и за какую цену. Кроме того, предметом договора являлись не отдельные предметы оборудования, а их комплект.
Выводов о том, что в последующем незаключении договора аренды между Ф. (покупателем) и собственником помещения (обществом) виновна Ч. (продавец) судебные постановления не содержат.
Общество (врендодатель) в своих объяснениях указало на то, что договор не был заключен ввиду отсутствия инициативы со стороны Ф. (покупателя).
Ценность объекта купли-продажи, по указанию ответчика, заключается именно в продаже уже готового бизнеса — ателье с функциональным оборудованием, накопленной клиентской базой, которая позволяет осуществлять предпринимательскую деятельность по пошиву, ремонту одежды под заказ. При этом оборудование передается в арендованном помещении, деятельность ателье разрекламирована предыдущим собственником оборудования и имела спрос. На таких условиях истец согласилась заключить договор купли-продажи оборудования по указанной в нем цене, а не по цене отдельно взятых предметов.

Из приведенного дела видно, как суды первой и апелляционной инстанций заменили буквальный текст условия (о передаче ателье как предмета купли-продажи) своим представлением о том, о чем стороны договорились («передача ателье означает передачу права собственности на помещение»), а после этого «додуманное» условие истолковали буквально, опираясь на положения абз. 1 ст. 431 ГК РФ. В итоге была допущена логическая подмена, которая лишила смысла ссылку на необходимость буквального восприятия текста и привела к необоснованному вмешательству судов нижестоящих инстанций в существо отношений сторон.

В этом смысле значимость пояснений сторон относительно договора сложно переоценить, поскольку именно пояснения сторон позволяют сконцентрироваться на обстоятельствах конкретного дела и том самом спорном условии, которое предстоит оценить на предмет ясности/неясности буквального текста.

Источник