Что значит служить за речкой

О тех, кто был «за речкой»

Сразу поясню смысл вынесенного в заголовок слова. «За речкой» – значит за Аму-Дарьёй, за границей. Это выражение было придумано в годы, когда о событиях в Афганистане умалчивали. Как меня встретили и что было дома, я толком не помню – ничего не соображал. Помню только, что кто-то смеялся, кто-то плакал. А когда проснулся утром, по привычке захотел сплюнуть, повернулся на бок, свесил голову с постели и увидел на полу вместо песка (два года мы жили в палатках и блиндажах) красивый линолеум, и у меня в венах застыла кровь. Неужели в плену? Досадно, ведь до дембеля осталось всего ничего. И тут я увидел кота Ваську, свернувшегося клубком у меня в ногах, почуял запах котлет, идущий из кухни, и понял: я дома. Афган в прошлом.

Меня часто спрашивают о том, было ли мне страшно. Это сложный вопрос. Первые год-полтора я об этом просто не думал. Было скорее любопытно. Пули взбивают фонтанчики пыли в нескольких сантиметрах от тебя, а в голову лезут какие-то дурацкие мысли: «Вот здорово! Надо об этом домой написать. Родителям нельзя, напишу другу». Но это не от смелости. Нет. Просто мы там, наверное, всем этим жили, а когда живёшь рядом со смертью, ты о ней уже не думаешь, просто стараешься с ней пореже встречаться.

Помню, когда мы попали в засаду, мне надо было выскочить из-за камня и пробежать под пулями метров сорок – сорок пять. О том, что в меня могут попасть, я не думал. Вот только от земли оторваться было трудно.

А вот когда до дембеля осталось несколько месяцев, я понял, что такое страх. И слышишь, что пуля не твоя, а всё равно вжимаешься в землю. Одни считают всех афганцев отличными ребятами, от других слышишь: «А, афганец! Был тут у нас один такой…»

Не нужно всех нас стричь под одну гребёнку. «Афганец» – это не профессия и даже не звание. И не всякий может им называться. Ведь и среди нас, к сожалению, были и трусы, и подлецы, и предатели, их правда немного, но они были. И тем дороже мне остальные ребята, с кем можно и в огонь, и в воду.

Несмотря на то, что 15 февраля мы отметим 21-ю годовщину вывода войск из Афганистана, нас, как и ребят, воевавших в Чечне, многие не понимают. Считают: ну, вернулся ты от туда, ну, молодец, отдохни месяц-другой и давай вливайся в нашу бурную жизнь. Но ведь война – это не кадр из фильма, её не вырезать из памяти, она всегда будет жить в нас.

В США действуют более 200 психологических реабилитационных центров по оказанию помощи вьетнамским ветеранам. А куда обращаться за помощью нам? У нас такие центры лишь в Москве да Санкт-Петербурге. И мы ищем помощи у людей. Вот тут-то мы и сталкиваемся с непониманием. Отсюда и большой процент разводов у афганцев, частые переходы с одной работы на другую, так называемое «подсаживание на стакан» и многое другое. Ведь не у каждого хватит сил изо дня в день биться головой об эту стену непонимания. И здесь начинается другая война, более тяжёлая, чем та, на которой мы были. И калечит она людей во сто крат больше. Тут-то и начинается борьба с самим собой на войне, где не стреляют. Не уступать своих позиций, стоять на своём или всё-таки отойти в сторону? У многих эта борьба переходит в протест, в так называемый «афганский синдром».

С выводом последнего советского солдата из Афганистана, казалось, можно было бы поставить точку в этой войне, хотя кое-кто, вероятно, предпочтёт поставить на ней крест. Тем ценнее внимание к нам, афганцам, со стороны главы Казанского сельского поселения Сергея Леонтьевича Черкасова. Благодаря ему и директору ПУ-55 Сергею Алексеевичу Долгих, который сам служил в Афганистане, 15 февраля все афганцы района соберутся вместе за одним столом. Ведь во многих областях и районах России чиновники проводят подобные празднования формально. «Уж слишком неспокойный народ, эти афганцы», – слышал я от чиновников разного ранга и в Саратовской, и в Самарской областях – там, где мне доводилось встречать очередную годовщину вывода войск ещё до переезда в Казанское.

Но в нашем районе все воины-интернационалисты соберутся вместе, проведут по традиции митинг у памятника Солдату и Матросу, съездят на могилы погибших, чтобы возложить венки. А за общим столом по афганской традиции поднимут третий тост молча за тех, кто не вернулся.

Источник

Служба «за речкой», так иносказательно говорили о войне в Афганистане

15 февраля исполнилось ровно 30 лет с момента завершения вывода советских войск из Афганистана. Более 2,5 тысяч калужан стали участниками той далёкой войны, отстаивая на южных рубежах интересы своей Родины и оказывая помощь афганскому народу.

— Я никогда не жалел о том, что прошёл армейскую службу в Афганистане. Потому, что исполнил свою мечту – попал в ВДВ и получил боевой опыт. Мы отстаивали интересы своей страны и оказывали помощь афганскому народу. Поэтому из Афганистана мы уходили с высоко поднятой головой и сейчас с гордостью вспоминаем те времена.

Накануне юбилея он поделился воспоминаниями об армейской службе в составе десантно-штурмовой бригады на одном из самых «горячих» участков афганской кампании.

Тяжело в учении — легко в бою

— Прежде, чем попасть «за речку» (так иносказательно говорили о службе в Афганистане), десантники прошли пятимесячный курс обучения в Фергане. Подготовка была самая серьёзная: ежедневные кроссы в полной боевой выкладке, стрельбы, метание гранат, азы минно-взрывного дела, рукопашный бой. Меня распределили меня в первую батарею артиллерийского дивизиона, изучали гаубицу Д-30, готовились быстро приводить её из походного положения в боевое, наводить на цель и поражать цели противника.

Почти все офицеры и прапорщики в учебке были опытными «афганцами», награждёнными боевыми орденами и медалями. За голову командира дивизиона майора Бажина моджахеды в своё время предлагали миллион афгани. Когда разведка получила информацию о сходке командиров боевиков и дала точные координаты дома, он сам навёл гаубицу и с расстояния более десяти километров первым же выстрелом уничтожил цель.

Гоняли они нас немилосердно. Но при этом возились с нами, как с детьми: всё объясняли, контролировали здоровье, следили, чтобы не пили сырую воду.

Для адаптации к условиям высокогорья весь личный состав дважды прошёл через трёхнедельные сборы в горной местности. С утра до вечера, даже на политзанятиях, бойцы проводили в бронежилетах. В итоге к концу учебки все мы могли без проблем совершить многокилометровый марш-бросок по пересечённой местности.

На границу с Пакистаном

— По прибытию в Кабул нас разместили в казармах-модулях пересыльного пункта, пояснили: «Отправим только ночью на вертолётах, в связи со сложной обстановкой в районе дислокации».

Лететь предстояло в Гардез — город на востоке Афганистана, недалеко от пакистанской границы, где дислоцировалась 56-я гвардейская отдельная десантно-штурмовая бригада. Провинция Пактия являлась основной зоной её ответственности. Фактически советскими войсками контролировался только сам город и ближайшие окрестности. На остальной территории хозяйничали душманы.

В вертолёте бортмеханик и обратился к новобранцам-десантникам: «Если нас собьют, и мы сможем сесть, даю ракетницу, все собираемся вокруг меня, снимаем пулемёт и пытаемся продержаться до утра. Счастливого полёта!».

При посадке бойцам казалось, что они в полной темноте падают камнем вниз. Лишь перед самой землёй вспыхнул свет, который погас, как только вертолёт коснулся земли.

Трудности высокогорья

— Около двух недель новобранцам пришлось адаптироваться к высоте 3250 метров над уровнем моря. За это время к ним приклеилось прозвище «взвод астматиков» из-за того, что люди постоянно задыхались в разреженном воздухе. Впрочем, вскоре все привыкли к высокогорью и уже не испытывали трудностей.

Сложно было зимой, все мы жили в больших, взводных брезентовых палатках, одна печка на палатку. Когда мороз достигал 15-20 градусов, на улице вода в кружке уже через минуту покрывалось коркой льда. Металлические печки в палатках постоянно топили углём, а когда он заканчивался, в ход шли ящики из-под снарядов, солярка и даже старая обувь. Если истопник засыпал – холод очень скоро будил всех.

Были у высокогорья и свои плюсы – вода на огне закипала быстрее, на морозе не ползали скорпионы и фаланги, которые напрягали солдат в тёплое время.

Боевые будни

— Дивизион гаубиц стоял в боевом охранении на подступах к позициям бригады. С расположенных на соседних горах Пилотка и Зуб блокпостов велось круглосуточное наблюдение. Стрельбу из орудий открывали, как только наблюдатели или разведчики засекали движение в горах, если срабатывала сигнальная мина или нашу позицию обстреливали из автоматов. Кроме того, мы периодически вели «беспокоящий огонь» по ранее разведанным участкам, по которым в страну ночами шли караваны с оружием из Пакистана.

Рекорд был – 80 выстрелов беглым огнём по вражескому каравану. После стрельбы ствол орудия раскалился докрасна и светился в темноте, а бойцы валились с ног от усталости – каждый снаряд весил по 21 кг.

Помимо боевого дежурства бойцы регулярно выезжали на операции, в которых была задействована артиллерия. Как правило, проводились они при поступлении информации о большом караване или складе с вооружением. Артиллеристы в случае необходимости обеспечивали огневую поддержку. С разведгруппами в горы всегда уходили офицер-корректировщик и радист, которые в случае необходимости наводили орудия на цель.

Ещё одна задача, которую приходилось выполнять артдивизиону, — обеспечивать безопасное движение своих колонн. В этом случае перед прохождением опасного участка гаубицы и бронетранспортёр разворачивались на удобной позиции и прикрывали проходящую мимо технику.

Союзники или враги?

— В высокогорных районах, в отличие от Кабула и крупных городов, контакты с местными жителями были нечастыми. Установка была — даже при проведении специальных мероприятий обходиться с мирным населением максимально вежливо и по возможности избегать конфликтов.

При прохождении военной колонны автомобилям афганцев не запрещали двигаться с нами, чтобы безопасно добраться в тот или иной населённый пункт. Бойцы охотно делились с детьми тушёнкой, хлебом и другими продуктами или обменивали их у взрослых на местные сувениры.

Афганцы при личном общении тоже не проявляли враждебности, по крайней мере, внешне. Тем не менее, в кишлаках приходилось постоянно быть настороже, чтобы не получить выстрел в спину.

Не прекращались и обстрелы наших позиций. Особенно досаждали неприятельские минометы. Днём, когда вспышек от выстрелов не видно, душманы по подземным коридорам в горах подходили на дистанцию выстрела, быстро пускали две-три мины и скрывались. Нередко после такого артналёта кто-то из солдат оказывался в госпитале.

Обстрелы колонн на маршруте тоже были обычным делом. Тогда бойцы ссыпались с брони на землю и отвечали огнём из автоматов, пулемётов БТР и пушек БМП. Обычно душманы не геройствовали, обстрел вели издалека и при плотной ответной стрельбе предпочитали скрыться.

Вывод войск

— Когда в апреле 1988 года было подписано соглашение о выводе войск, первыми стали выводить подразделения с окраинных районов Афганистана. 56-я бригада тоже попала в их число. На Родину возвращались своим ходом – через перевал Саланг и знаменитый мост в городе Хайратон на границе.

Душманы гарантировали бригаде беспрепятственный проход до Кабула и слово своё сдержали: на протяжении всего пути с их стороны не раздалось ни единого выстрела. Боевики были заинтересованы в скорейшем уходе шурави из Афганистана, а выбить их самостоятельно даже с иностранной помощью не могли – воевать наши умели.

На память о службе у Олега Марчукова осталась государственная награда — медаль «За отличие в воинской службе» II степени, а также медали «70 лет Вооружённых сил СССР» и «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».

Алексей Горюнов. Материал опубликован в газете «Калужские Губернские ведомости».

Источник

Ислам «за речкой»

Река Пяндж отделяла Советский Союз и Афганистан. Служить «за речку» в течение почти 9 лет отправлялись молодые солдаты, призванные из разных республик СССР. Это закончилось выводом советских войск в феврале 1989 года. Своими впечатлениями о службе в Афганистане поделились мусульмане, бывшие воины-интернационалисты Альберт Садыков и Фенис Амирханов.

Ввод советских войск в Афганистан уже стал историей. С высоты нескольких десятков лет мы видим, как заложниками геополитического противостояния сверхдержав СССР и США стали простые граждане СССР и Афганистана: не менее полутора десятка тысяч погибших, более полусотни тысяч раненых солдат и офицеров, сотни тысяч погибших афганцев, около миллиона беженцев… После Великой Отечественной войны эти боевые действия стали первыми за многие годы, принёсшие «похоронки» в дома советских людей. Для многих семей ввод ограниченного советского воинского контингента стал трагедией – потерей сына, брата, жениха. Испытав сильнейший стресс, выжившие молодые люди возвращались к себе на родину с «афганским синдромом».

В результате военного переворота в 1973 году к власти пришёл опытный руководитель, республиканец, идеолог пуштунского национализма, Мухаммед Дауд Хан, сместивший своего двоюродного брата короля Закира Шаха. Ранее, будучи премьер-министром, он провёл ряд реформ в этом фактически феодальном государстве с полным отсутствием промышленности, отсталым сельским хозяйством, преобладанием кустарного производства. Экономическая политика режима Мухаммеда Дауда отличалась активным вмешательством в управление экономикой со стороны государства с элементами немарксистского исламского социализма. Однако авторитарное правление Мухаммеда Дауда, жёсткое подавление им оппозиции со стороны некоторых мусульманских лидеров, с одной стороны, и ранее поддерживавших его левых молодых офицеров — с другой, привело к Саурской (Апрельской) революции 27-28 апреля 1978 года. Её совершила группа офицеров — членов Народной демократической партии Афганистана и организации Объединённый фронт коммунистов Афганистана. Ими был выбран ориентир на строительство коммунизма. С помощью Советского Союза новое руководство страны разработали целую программа действий. Были проведены земельная, социальная, а также образовательная реформы. Насильственные изменения в социально-экономической сфере, политика «революционного нетерпения» вызвали массовое недовольство в стране, дестабилизацию политической обстановки и рост вооружённого сопротивления. Негодование и желание взять в руки оружие охватили все слои населения. На восстановление порядка была брошена 90- тысячная правительственная афганская армия. Тюрьмы были переполнены, в кишлаках управляли повстанцы. В это же время обострилась беспощадная фракционная борьба лидеров Нур Мухаммеда Тараки, Хафизуллы Амина, Бабрака Кармаля внутри самой НДПА. Амин, сместивший и физически устранивший Тараки, в большей степени начал ориентироваться на США и Китай, что вызвало беспокойство в СССР. По договоренности с Кармалем 25 декабря 1979 года на афганской авиабазе Баграм в 50 км от Кабула, начали приземляться советские военно-транспортные самолёты. На борту Ил-76, а также Ан-12 и Ан-22 был личный состав, бронетехника 105-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Амин был убит. К власти пришли сторонники Кармаля.

Альберт

— После отправки в Афганистан вы оказались в стране с исламским населением, что же вы увидели, характеризующее местных жителей как мусульман?

— Конечно, я тогда был молод, многого в 18 лет не понимал. В декабре 82-го я служил в карауле в Баграме. Местные жители – простой, открытый, дружелюбный народ. Они не считали шурави заклятыми врагами. Им было без разницы, какой ты национальности: русский, узбек, таджик. В праздник тебя голодным на улице не оставят, обязательно накормят. С местными мы общались не очень часто. Около Баграма протекала речка, уменьшавшаяся до арыка весной и высыхающая летом. Там мы встречались с местными детьми. С «бача» общались по-русски. Это были афганские таджики, говорившие на дари. Тюрко-язычные афганцы жили северо-западнее, ближе к Термезу.

Однажды один местный мальчик 12-13 лет показал мне белый платок и сказал, что там кровь шахида. Тогда я ещё не знал, кто такие шахиды. Развернув, почувствовал приятный запах и подумал, что какие-то духи. Только через много лет я понял смысл его слов. Бача спросил меня: «Ты мусульманин?» Я ответил: «Да». «Что ты знаешь?» — «Ауузу биЛляhи мина шшайтани раджим. Бисмилляhи ррахмани ррахим». «Что ещё знаешь?» — «Ничего». «Ну, ты всё равно мусульманин. Скажи: «Ля иляха илля-Ллаh»».

С середины 83-го я водил БТР, сопровождая наши колонны из Баграма в Кабул. 70 километров проезжали за полтора часа. Тогда я реально столкнулся с местными парнями. Тогда носить оружие не запрещалось. В пуштунских головных уборах, мусульманской одежде, с китайскими автоматами Калашникова, они вызвали страх у русских ребят – камазистов из Курска, которые нервно передергивали затворы своих «калашей». Я же смотрел на них без боязни, как на хороших знакомых. Помню, как один 40-летний афганец-узбек обратился ко мне в Кабуле по-татарски: «Сынок, ты кто будешь?» Мне беседа была интересна. Скука, упадок настроения вдали от родины, а здесь как будто встретил своего родственника.

Кабул расположен в долине, вокруг – горы. Это был красивый город-сад. На подъезде к городу едва различим в тумане стоял дворец мира. Очень большое впечатление произвела кабульская мечеть Ид-Гах. Тогда слова азана звучали только в той мечети.

Подростки к нам относились доброжелательно. Мальчишки в Кабуле даже предупреждали: «Там душман, он может застрелить». Это было не проявлением хитрости, а искренности.

— Менялось ли поведение афганцев во время мусульманских праздников?

— До нас это доходило своеобразным образом. Замполиты проводили беседы по поводу соблюдения особой бдительности: «Смотрите, будьте осторожны, а то местные отрежут голову вместо барана». Затем, став старослужащим, поездил по разным местам — городам и кишлакам, и теперь могу сказать, что их традиции очень напоминают наши. Помню, как в такой праздник после ид-намаза местные у кладбища, расстелив циновки прямо на снегу, читали суры Корана, произносили слова восхваления Всевышнего Аллаха. Это похоже на то, что рассказывала мне моя бабушка, как в советские времена татары совершали ибадат.

— Были ли тогда в Афганистане какие-то проявления радикального Ислама?

— Тогда экстремизм был только политический. Все считались мусульманами, среди которых были знатные главари банд, державшие свой народ в страхе. Они убивали тех, кто общался с шурави, запрещали и сжигали светские школы, резали учителей.

С русскими сотрудничал Царандой – милиция, состоявшая преимущественно из таджиков.

Особой воинственностью, гордостью, бесстрашием отличаются пуштуны.

— За последние 20 лет Афганистан превратился в мировой центр производства тяжёлых наркотиков. Были ли какие-то намёки на то во время Вашей службы?

— Местные продавали нашим солдатам анашу. Но маленький паренёк-продавец всегда предупреждал: «Нельзя. Это плохо, не кури». За героином некоторые ездили в Кабул. Употребление наркотиков делает людей безумными животными, убивает способность думать.

— Расскажите немного о сослуживцах.

— У нас был многонациональный коллектив. Среди моих сослуживцев было много узбеков, таджиков, чеченцев, дагестанцев. Понравились своей мужественностью и великодушием ребята из Брянска, Чернигова, Белоруссии. Курские были более склонны к интригам. Был у меня друг Борис из Кировоградской области Украины.

Среди солдат существовало определённое братство. В командировках в разных батальонах чувствовал поддержку. Очень редко меня оскорбляли как татарина, и тогда приходилось отстаивать честь своего народа. Конечно, я по сравнению с ними был маленький, худой, знал несколько ударов из бокса, упрямства было не занимать. Когда призывался, я весил 55 кг, мой рост 169 см. Заболев гепатитом А, я попал в госпиталь с ребятами из ДШБ – десантно-штурмового батальона. Это нормальные мужики, которые ничего не делали исподтишка. Выходили выяснять отношения честно, один на один.

— Западные СМИ изображают всех советских военных в Афганистане злодеями, убийцами с руками по локоть в крови. Насколько это верно?

— Нормальный человек любой нации, если он не обкуренный, не пьяный, не обколотый, стреляя, сразу станет взрослее и серьёзнее, поймёт, что становится грешником.

Я не принимал участия непосредственно в боевых операциях. Чаще с подобным приходилось иметь дело ребятам из ВДВ, армейской разведки. Конечно, и по нашим автобатовским колоннам стреляли. У нас были редкие случаи, когда солдаты находясь в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, теряя человеческий облик, вели себя на дороге неадекватно, иногда стреляли беспричинно налево и направо. Как правило, именно по ним вели огонь душманы, наказывая их за необоснованную жестокость.

— Что вы скажете по поводу сегодняшней ситуации в Афганистане?

— Советскими специалистами строились дома, школы, больницы. В госпиталь, медсанбат к нам постоянно приходили женщины в никабах, иногда с маленькими детьми, обращаясь за медицинской помощью. Американцы проявляют хитрость и коварство. Местный народ воюет и из-за нищеты выращивает мак, изготавливает героин. Если бы материальный мир – дунья имел высокую ценность, то Аллах не дал бы грешникам даже щепотки из него .

— Как сложилась Ваша жизнь после службы в армии?

— После я поступил, а затем закончил ветеринарный факультет Уфимского сельскохозяйственного института, три года проработал по специальности в разных хозяйствах Башкортостана и Татарстана. С 1993 года стал регулярно совершать намаз. В 1994 поступил в медресе «Нуруль-Ислам» в Октябрьске. Теперь живу и работаю в Казани.

Фенис Амирханов

— Откуда Вы были призваны?

— Я родился в татарском селе Шыгырдан в Чувашии. Сейчас у нас построено 7 мечетей. Мы выросли в той среде, где на бытовом уровне Ислам не прекращался и в советские годы. Практически совершались все мусульманские обряды: имянаречение, джаназа-намаз, никях. Проводились маджлисы. Вплоть до 8-го класса я читал наизусть суры Корана, начинали дела с «Бисмилля», завершали с «Амин, Аллаху акбар». Потому, попав в Афганистан, я не испытал шока.

— Кем Вы себя ощущали в Афганистане?

— Мы там присутствовали не как варвары, а как воины-интернационалисты, помогавшие местному населению в борьбе против банд групп. Строили дороги, школы, предприятия, защищали мирных дехкан, работавших на своих земельных участках. Я служил в 1986-1989 годах под Файзабадом в спецподразделении пограничных войск КГБ СССР, нас подбирали по интеллекту, общему развитию. До отправки «за речку» нам давались знания по культуре, традициям, религиозным особенностям местного населения, как люди проживают, соблюдают Ислам, чтобы мы, случайно нарушив обычаи афганцев, не спровоцировали их недовольство. Мы знали, как входить в дом, в какую его часть нельзя входить, с кем разговаривать, различать воинские звания и чины по исламскому обряду.

— Что Вас особенно впечатлило?

— Конечно, поражал колорит той страны. Чрезвычайно красив азан после захода солнца, когда эхо призыва муэдзина к намазу отражается от гор, возвращается и опять уходит. Солнце очень быстро уходит за гору. Наступает темнота. Над нагретой землёй поднимается пар, смешивается с запахами долины: кишлака, скотины, молока.

— Какие отношения существовали с местным населением?

— Местные крестьяне по любой причине приходили к нашим медикам: болит живот, травма, полученная в результате ранения. Приходили к техникам починить генератор. Потому афганцы сейчас и вспоминают шурави как людей, с которыми можно было и повоевать и подружиться.

Так называемые «муджахеды» были нередко наёмниками. Они за счёт средств из США, Саудовской Аравии, других стран, с помощью современного тогда оружия — американских переносных зенитно-ракетных комплексов FIM-92 «Стингер», опытных инструкторов из западных спецслужб, открыто воевали с Советским Союзом, уничтожали своё же население. Убивали за нежелание воевать, сотрудничество с правительством. Наши операции проходили совместно с афганской милицией — Царандоем, их сарбозами (армия). Мы обучали их защищать себя, воевать, строить.

Я вспоминаю афганцев с любовью. Это немного наивные, чистые люди, но способные себя жёстко защитить, если зайти на их территорию. Сейчас их развратили, поставили на выращивание мака и производство наркотиков. Дать им свободу, землю, воду, соху и лошадь – они как дети начнут растить пшеницу. Народ за десятилетия войн истосковался по труду. Некоторые же от рождения до смерти только воевали. Всевышний Аллах дал им такое испытание. Это прекрасный благостный край. Жить там можно, радуясь. В одной стране и горы, и долины, и «зелёнка», и песок. Когда-нибудь по воле Аллаха на эту землю придёт мир!

Источник