- Как умирала моя мама (о том, как умирают больные раком в России)
- Муж сгорел от рака за месяц. Но горе может превратиться в отчаяние
- От знакомства до смерти
- «Какая живая очередь?! Вы можете понять, что он умрет сейчас? – кричит Оля. – Вы видите, что человеку плохо? Примите нас!»
- К смерти отца невозможно подготовиться
- Можно ли подготовиться к смерти отца за месяц? Невозможно. Ольга и семь детей, их с Виктором семь детей, к смерти отца оказались не готовы.
- «Он сжигает изнутри»: всё, что вы боялись спросить о раке
- «Рак», «новообразование» и «опухоль» — это все синонимы?
- А чем доброкачественные новообразования отличаются от злокачественных?
- Какие злокачественные опухоли наиболее опасны?
- Можно ли предотвратить развитие опухоли?
- А как вовремя и достоверно обнаружить рак?
- А что такое стадии рака?
- Сколько времени проходит от возникновения опухоли до смерти человека?
- Считается, что в России плохо лечат рак. Это правда?
- А когда уже изобретут универсальное лекарство от рака?
Как умирала моя мама (о том, как умирают больные раком в России)
В России ежегодно умирает от рака примерно 300000 человек. Как умирают эти люди?
Как и все, кто более-менее здоров и ещё относительно не стар, я раньше не знал об этом. Узнал тогда, когда от рака умерла моя мама. Она была прекрасной учительницей русского языка и литературы. Умерла она 2 с половиной года назад, летом 2011 г.
В 2006 г. мама попала в больницу с острым панкреатитом. После выписки у неё неуклонно ухудшался аппетит, она худела и слабела. Мы несколько раз обращались к разным врачам поликлиники № 2. Всякий раз ответ был в стиле: «а вы попробуйте солёный огурчик».
Меня, конечно, беспокоило, что мама мало ест и слабеет. Но у неё было множество других проблем со здоровьем: последствия микроинсульта, сердце, давление, кератоз (рак кожи). В сравнении со всем этим плохой аппетит казался чем-то менее серьёзным. Ни один врач не подсказал нам, что причиной может быть растущая опухоль; никто не посоветовал сдать анализ на онкомаркёры. А мне, человеку, в медицине не сведующему, никогда не сталкивавшемуся с онкологическими заболеваниями, это не пришло в голову.
В марте 2011 г. у мамы по вечерам начала подниматься температура, на коже появились желтоватые пятна. Ей всё труднее было что-то съесть, после еды появлялся дискомфорт, тошнота и боли. Мы обратились в поликлинику.
Нашим участковым терапевтом в то время была З.А.Костина. Почти полтора месяца она не приходила к нам по вызову: пришла она только в мае. После первого же осмотра она сказала, что у мамы в брюшной полости легко прощупывается довольно большая опухоль. Однако диагноза она не поставила, объяснив это тем, что «не может взять на себя такую ответственность». И стала направлять маму на обследования. Анализы (причём, направления выдавались не сразу, а по одному, чтобы потянуть время), рентген (нужно было ждать, когда будет талон). Маме было уже очень трудно ездить в поликлинику. Ей становилось всё хуже. Никакой помощи она не получала: З.А.Костина рекомендовала только ношпу, но она не помогала.
Так прошёл ещё почти месяц. Я уже сильно нервничал, требовал диагноза и действенной помощи. Тогда З.А.Костина направила маму в БСМП на обследование. Это ещё несколько дней мучительных осмотров и процедур, ни одна из которых не дала результата, кроме УЗИ брюшной полости, показавшего опухоль больших размеров, 6 см. в длину. Однако это было совершенно ясно давным-давно. Мама сильно похудела, опухоль – твёрдая, с неровной поверхностью – прощупывалась легко. Об этом говорили все врачи.
А диагноза всё не было. Маме становилось всё хуже.
Все мои знакомые врачи в один голос твердили, что это явная онкология, срочно нужен диагноз и эффективное обезболивание (трамадол).
Я, наконец, потерял терпение и написал заявление на имя главного врача поликлиники № 2 А.Л.Рутгайзера. Я писал, что поведение лечащего врача Костиной мне кажется намеренной ИМИТАЦИЕЙ медицинской помощи – без самой медицинской помощи. Что Костина просто тянет время, назначая бессмысленные обследования, хотя всё уже давно ясно. Что такие действия врача Костиной я считаю отказом в медицинской помощи и оставлением в опасности и, если СЕГОДНЯ, до конца рабочего дня, диагноз не будет поставлен, намерен обратиться в правоохранительные органы.
Я зарегистрировал это заявление у секретаря утром 15 июня. Через 2 часа мне позвонила Лай Людмила Фёдоровна, на тот момент – зам. главврача поликлиники № 2 – и сообщила, что диагноз поставлен, Костина уже пишет рецепт на трамадол (это полунаркотическое обезболивающее, менее сильное, чем морфин, но сильнее, чем кеторол). Я спросил, почему это не было сделано раньше. Л.Ф.Лай сказала: «Мы давно поняли, что это рак, но НЕ ХОТЕЛИ ВАС РАССТРАИВАТЬ».
Здесь стоит остановиться и подумать. Попробуем понять этих людей. И Костина, и Л.Ф.Лай – вовсе не исчадия ада. Это пожилые женщины, дипломированные врачи. Почему они так себя повели? Они давали в своё время Клятву Гиппократа. Почему же они долгое время фактически отказывали в медицинской помощи смертельно больной старой женщине, прекрасно понимая, как она страдает? Разумеется, не потому, что «не хотели нас расстраивать».
Точного ответа я не знаю до сих пор. Однако сейчас я знаю, что такое поведение в отношении онкологических больных чрезвычайно характерно и встречается в России повсеместно. Недавно умерла мама моей ученицы, Вики, которой сейчас 30 лет, а маме её было 57 лет. Всё было точно так же, как у нас: врачи всячески уклонялись от постановки диагноза, тянули до последнего – пока ещё можно было придумать какие-то новые исследования. Но больная сама была ветеринарным врачом: она догадалась, в чём дело, и сама сдала анализ на онкомаркёры. Однако у неё к тому времени была уже последняя – термальная (с повышением температуры и пр. явными симптомами) – стадия.
Моё предположение такое: всем российским врачам дана закрытая инструкция – всячески уклоняться от выписывания сильных обезболивающих. Они, напомню, наркотические или полунаркотические. Современное российское государство тронулось на почве борьбы с наркотиками. Видимо, врачи очень боятся то ли ФСКН (это федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков), то ли просто собственного начальства, которое боится ФСКН. И, кстати, для этого страха есть все основания: несколько фармацевтов уже сидят – за сбыт наркотических веществ, то есть за то, что они продавали обычные лицензированные лекарства в обычной аптеке. Должна же ФСКН доказать свою нужность.
А как уклоняться от выписывания обезболивающих онкологическому больному? Способ только один: не признавать, что это онкология.
Не сомневаюсь в том, что З.А.Костина и Л.Ф.Лай тянули бы время и дальше, если бы не моё грозное заявление, которого они испугались. Оказалось, что для постановки диагноза им не хватало именно этого – один страх победил другой. Прокуратуры они испугались больше, чем ФСКН. И тут же поставили диагноз.
Маме выписали трамадол. Но относиться к больной более человечно никто не собирался.
Ей становилось всё хуже, хотя боли – благодаря трамадолу – чаще всего удавалось снимать. Однако побочное действие трамадола – тошнота. Мама от неё страдала давно, даже больше, чем от боли.
Она уже знала, что умрёт. Моя мама была очень сильным человеком. Я не боялся откровенно сказать ей, чем она больна: мы обо всём с ней поговорили и попрощались. Она сказала – с великолепным презрением: «Я не боюсь смерти!» Это правда. Но она была человеком с чувством собственного достоинства – и хотела умереть достойно, как жила. Однако от неё самой, от меня – это не зависело. А со стороны т.н. «врачей» мы не видели ничего, кроме равнодушия.
Во всей поликлинике № 2 нашёлся один человек – медсестра Ирина Анатольевна (интересно, что она не работает с З.А.Костиной, просто она наша знакомая и сотрудница именно этой поликлиники) – которая отнеслась к маме по-человечески. Она специально заходила к нам, чтобы поговорить с мамой, сделать укол. Хотя работала в то время НА ДВУХ УЧАСТКАХ. Страдающему человеку хочется, чтобы к нему отнеслись по-человечески. И мама очень ждала, когда придёт Ира.
Как-то раз маме утром сделали укол, и она заснула. Пока она спала, приходила Ирина Анатольевна, — узнав, что мама спит, она ушла. Потом мама проснулась и сразу же спросила, когда придёт Ира. Я ответил, что она уже была. Мама посмотрела на меня с какой-то детской обидой, с горьким недоумением – и отвернулась.
Всем остальным на маму было наплевать. З.А.Костина спокойно ушла в отпуск, хотя маму она устраивала, и было понятно, что больная скоро умрёт. Вместо З.А.Костиной назначили терапевта Козлову, которую ни я, ни мама не воспринимали как врача.
Случайно – вызвав «Скорую» — мы узнали, что таким больным можно делать плановые уколы: нужно взять направление в поликлинике. А в поликлинике никто нам об этом не сказал.
Уколы маме делались чисто формально – а не для того, чтобы облегчить её состояние. «Скорая» приезжала только вечером, обычно опаздывая на час-полтора. Укол начинает действовать тоже в течение часа. Мама мучилась, я звонил в «Скорую», мне неизменно отвечали: «Ожидайте!» — или, узнав мой голос, просто бросали трубку.
У российских врачей – в том числе и «Скорой помощи» — есть инструкция: сначала нужно осмотреть больного, потом уже – делать всё остальное. Осмотреть – это выслушать фонендоскопом, смерить температуру, давление и пр. Я это называю «игра в больничку». Так играют дети.
Мама умирала, она уже почти не могла говорить, не могла сама повернуться в постели. Но «врачи» продолжали ИГРАТЬ В БОЛЬНИЧКУ, хотя в этом очевидно не было никакого смысла. Это ведь рабы: есть инструкция – надо её выполнять.
Я никогда не боялся никаких людей: не потому, что я такой смелый, а потому, что я прирождённый психолог – к людям отношусь с любопытством и интересом, даже к действительно страшным людям – а такое отношение глушит все эмоции. Но вот тогда я понял, как человеку может быть действительно страшно, как можно испытывать самый настоящий ужас перед другим человеком.
Этим другим человеком, внушившим мне ужас, была очень хорошенькая, совсем молоденькая девушка с детским, как у 10-летнего ребёнка, голосом: она приехала вечером на «Скорой» делать маме укол. Маме в тот вечер было особенно плохо, я еле мог дождаться, когда, наконец, приедет «Скорая». Но сначала нужно было ПОИГРАТЬ В БОЛЬНИЧКУ. Я просил, умолял поскорее сделать укол. Она была неумолима. Потом она стала заполнять какой-то журнал. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни я кого-то о чём-то ТАК просил, но это оказалось совершенно безнадёжно. Она заполнила журнал до конца – и только тогда сделала укол.
Она послушная рабыня, ей нужно соблюдать инструкции. Это очень важно, а что чувствует больной, умирающий человек – неважно.
Источник
Муж сгорел от рака за месяц. Но горе может превратиться в отчаяние
От знакомства до смерти
30 лет назад они встретились в гостях. Оле 16 лет, Вите 22. Он статный, крепкого телосложения, русые, чуть с рыжиной, волосы, веселый, задорный взгляд. Она – восточная красавица, черные волосы, убранные в роскошную длинную косу, карие глаза с поволокой: заглянешь – и тонешь. Витя и утонул. Весь вечер они хохотали всей компанией до колик в боку, а к концу вечера Витя и Оля уже сидели рядом. Витя увлеченно что-то рассказывал, а она смотрела на него внимательно, и он тонул-тонул… Через 2 года они поженились.
Спустя 30 лет они сидят в коридоре поликлиники. Крепкий русоволосый мужчина и восточная красавица. Он сидит полубоком, привалившись к стене, бледный до желтизны, глаза почти закрыты, еще мгновение – и потеряет сознание. Она встает, быстрым движением поправляет косу – черные волосы будто прошиты серебряными нитями седины, – и решительно направляется к кабинету врача.
«Какая живая очередь?! Вы можете понять, что он умрет сейчас? – кричит Оля. – Вы видите, что человеку плохо? Примите нас!»
И карие глаза сверкают так неистово, что врач уступает и машет рукой: «Заходите».
Через несколько дней на очередном обследовании УЗИ покажет, что у Виктора рак поджелудочной железы, уже неоперабельный. И даже химию нельзя – не выдержит организм. А еще через несколько недель скитания по больницам и хосписам он посмотрит в ее глаза последний раз и увидит в них свое отражение: «Не бойся, спи спокойно, мой единственный».
К смерти отца невозможно подготовиться
У Виктора и Ольги семь детей. Сын Александр, 27 лет, и дочка Маша, 20 лет, живут отдельно, у них свои семьи. Саша работает массажистом, Маша еще учится в институте. А остальные пятеро детей живут с Ольгой. Восемь лет назад по государственной программе для многодетных семей им временно выделили квартиру в коттеджном поселке в Митино. Временно – это пока самому младшему не исполнится 18 лет, а потом – съезжать. «Скорее всего, нам придется вернуться в родительскую однушку, – говорит Ольга. – Ту самую, куда мы с Витей пришли жить 28 лет назад, и где у нас родились почти все дети, кроме младшего, Гоши».
Витю назвали в честь папы, ему 26 лет, он увлекается машинами и подрабатывает механиком. Ваня, 14 лет, и двойняшки Настя и Аксинья, 11 лет, играют на музыкальных инструментах в фольклорном ансамбле. Ваня на флейте, а девочки на домрах. Гоша, 7 лет, еще дошкольник и пока особых увлечений не имеет. Разве что «лего». Гоша был папиным любимцем. Может, потому что младший, может, из-за того, что очень похож на маму – задорный взгляд больших карих глаз в сочетании с почти девичьей нежностью. Гоша до сих пор не верит, что папы больше нет.
Впрочем, никто из них не верит. Когда Виктору сделали все тесты и анализы, когда стало ясно, что лечения не будет – оно не поможет, – врачи дали ему примерно месяц.
Можно ли подготовиться к смерти отца за месяц? Невозможно. Ольга и семь детей, их с Виктором семь детей, к смерти отца оказались не готовы.
Не готовы, что вечером перестанут раздаваться шаги на лестнице и нетерпеливая трель звонка перестанет радостно призывать: «Я дома, встречайте!» Что не надо будет бежать, падать в объятья, вдыхать особый запах – бензин и металл – его одежды, рук, волос… Виктор работал водителем на заводе ЗИЛ. Что не будет долгих совместных ужинов, где дети рассказывают об успехах за день, а папа слушает, шутит, дает советы. И прогулок по выходным, и игр, и разговоров. Что не будет Папы. Самого важного человека в их жизни.
Они не готовы, они не отгоревали, прошло слишком мало времени. Но они потеряли еще и кормильца. Ольга больше не работает швеей, по специальности, ее работа уже очень давно – дом и дети. А старший сын и дочь обеспечивают свои семьи.
Ольге и ее пятерым младшим детям не хватает денег даже на продукты. Давайте им поможем! Нельзя, чтобы их горе превратилось в отчаяние.
Источник
«Он сжигает изнутри»: всё, что вы боялись спросить о раке
Ответы врача на вопросы жизни и смерти
Ответы врача на вопросы жизни и смерти
«Рак», «новообразование» и «опухоль» — это все синонимы?
Нет. По традиции «раком» называют любое заболевание, подразумевающее идущий не по сценарию рост атипичных клеток в организме человека. На деле речь идет об опухоли (хотя опухолью в медицине также иногда называют отек в месте воспаления). Наиболее корректный термин, отражающий ситуацию, когда у пациента обнаружили подозрительное скопление клеток, но пока еще не знают, насколько все серьезно — новообразование.
А чем доброкачественные новообразования отличаются от злокачественных?
В первом случае речь идет о нетипичном разрастании клеток, которые по своему строению довольно близки к здоровым. Как правило, размеры такой опухоли невелики, и сама по себе она не оказывает влияния на нормальные процессы, протекающие в организме.
Злокачественная опухоль — группа клеток-мутантов, которые потеряли всякое сходство со своими здоровыми «родственниками», растут очень быстро, отбирая питательные вещества у окружающих тканей, и способны метастазировать — расселяться по телу человека, деформируя органы и отравляя больного токсическими продуктами своей жизнедеятельности.
В зависимости от того, какой тип тканей послужил основой для злокачественного новообразования, опухоли называются по-разному. Под раком подразумевают только злокачественные опухоли, произошедшие из эпителиальных клеток, поэтому «рак крови» или «рак мозга» — это некорректные, обывательские термины.
Какие злокачественные опухоли наиболее опасны?
Более четверти (27%) случаев смерти мужчин обусловлены раком трахеи, бронхов, легкого, виновником гибели каждого десятого пациента становится рак желудка (11%), следом в череде «убийц» — опухоли предстательной железы (8%), мочевыделительной системы (7%), ободочной (6%) и прямой (5%) кишки, поджелудочной железы (6%), губы, полости рта и глотки (5%), лимфатической и кроветворной ткани (5%).
Для женщин наиболее опасны новообразования молочной железы (17% всех смертей), далее следуют новообразования ободочной кишки (10%), желудка (9%), трахеи, бронхов, легкого (7%), поджелудочной железы (6%), прямой кишки (6%), яичника (6%), лимфатической и кроветворной ткани (6%), тела (5%) и шейки (5%) матки.
Можно ли предотвратить развитие опухоли?
Застраховаться от такого диагноза нельзя, разве что, подобно Анджелине Джоли, решиться на ампутацию молочных желез, имея установленную генетическую предрасположенность к раку груди. Но ведь новообразований много, и у каждого из нас есть шанс столкнуться с любым из них.
Другое дело, что здоровый образ жизни, включающий правильное питание, регулярные физические нагрузки, отказ от вредных привычек и переезд в экологически чистый населенный пункт, позволяет снизить вероятность такого развития сценария. К тому же, некоторые опухоли являются следствием инфекции — например, рак шейки матки гораздо чаще возникает у женщин, зараженных вирусом папилломы человека. И если поставить прививку, то можно избежать встречи с распространенной и опасной опухолью.
А как вовремя и достоверно обнаружить рак?
Регулярно обследоваться. Как бы мы ни любили обвинять во всем врачей и государство, на деле большинство пациентов обращается в больницы слишком поздно, чтобы гарантировать им выздоровление даже при условии оказания самой современной помощи.
Если вы ощутили боль, вызванную опухолью, — скорее всего, патологический процесс зашел уже очень далеко . На первой и второй стадиях рак, как правило, никак себя не проявляет: это просто маленькое скопление клеток. Чтобы своевременно «поймать» его — надо в соответствии с программой диспансеризации и индивидуальными врачебными рекомендациями периодически проходить УЗИ, маммографию, флюорографию, МРТ, КТ, фиброгастроскопию, колоноскопию и другие виды исследований, а также сдавать анализы.
А что такое стадии рака?
Это — условное деление злокачественных опухолей, которое определяется тремя факторами: их размерами, вовлечением в патологический процесс лимфатических узлов и наличием метастазов. Как правило, даже крошечная опухоль с метастазами сразу относится к четвертой стадии. Такая классификация помогает сориентироваться в подходящих вариантах лечения и прогнозах для больного.
Сколько времени проходит от возникновения опухоли до смерти человека?
Ответ зависит от большого количества факторов. В первую очередь — от вида новообразования, от сроков начала оказания и качества медицинской помощи и от общего состояния здоровья пациента. Иногда человек может «сгореть» буквально за несколько месяцев, и врачи попросту не успевают ничего предпринять. В других случаях опухоль растет десятилетиями, и медики могут принять решение не вмешиваться в этот процесс, поскольку агрессивное лечение сведет пожилого больного в могилу раньше, чем рак.
Считается, что в России плохо лечат рак. Это правда?
Делать такие выводы — это как оценивать общую температуру по больнице. Учитывая, что опухоли бывают разные и, соответственно, требуют разных подходов к лечению, в каждой отрасли внутри онкологии ситуация складывается по-своему. Значение имеют и технические возможности, которыми располагает каждый конкретный онкоцентр, и человеческий фактор — опыт хирурга или специалиста по лучевой терапии, и организация поставок препаратов для химиотерапии.
В отечественной онкологии много системных проблем — поэтому всегда есть шанс, что вам предложат не самый современный и эффективный метод лечения, придется терять время в очереди на операцию или столкнуться с бюрократией, собирая справки для оформления квоты на высокотехнологичную помощи или «пробиваясь» на прием к нужному специалисту.
Тем не менее, испытывать панический страх перед государственной медициной и начинать искать деньги на лечение за рубежом сразу же, как вы узнали диагноз, не стоит. Самое разумное — как можно быстрее обратиться к онкологам и параллельно самостоятельно изучить информацию обо всех возможных вариантах лечения конкретной патологии, какие могут предложить в различных клиниках нашей страны и за ее пределами.
А когда уже изобретут универсальное лекарство от рака?
Эксперты говорят, что, судя по всему, такого не случится никогда. Согласно некоторым теориям, возникновение злокачественных опухолей — это один из естественных механизмов старения организма, поэтому пытаться вылечить их раз и навсегда равносильно попытке обрести бессмертие.
Трагично, когда онкологические заболевания развиваются у детей и людей среднего возраста, однако рак в финале жизненного пути, вероятно, ждет почти каждого, кто сумеет избежать других распространенных причин естественного изнашивания органов и систем. В наших интересах — постараться максимально отсрочить эту встречу, проявляя внимание к своему здоровью и здоровью своих близких.
Источник