Что значит произвольного знака

Первый принцип: произвольность знака

Связь, соединяющая означающее с означаемым, произвольна; поскольку под знаком мы понимаем целое, возникающее в резуль­тате ассоциации некоторого означающего с некоторым означаемым, то эту же мысль мы можем выразить проще: языковой знак про­изволен.

Так, понятие «сестра» не связано никаким внутренним отноше­нием с последовательностью звуков s-ое:-r, служащей во французском языке ее означающим; оно могло бы быть выражено любым другим сочетанием звуков; это может быть доказано различиями между языками и самим фактом существования различных языков: означаемое «бык» выражается означающим b-oe-f (франц. boeuf) по одну сторону языковой границы и означающим о-k-s (нем. Ochs») по другую сто­рону ее.

Принцип произвольности знака никем не оспаривается; но часто гораздо легче открыть истину, нежели указать подобающее ей мес­то. Этот принцип подчиняет себе всю лингвистику языка; следствия из него неисчислимы. Правда, не все они обнаруживаются с первого же взгляда с одинаковой очевидностью; их можно открыть только после многих усилий, но именно благодаря открытию этих послед­ствий выясняется первостепенная важность названного принципа.

Заметим мимоходом: когда семиология сложится как наука, она должна будет поставить вопрос, относятся ли к ее компетенции способы выражения, покоящиеся на знаках, в полной мере «ес­тественных», как, например, пантомима. Но даже если семиология включит их в число своих объектов, все же главным предметом ее рассмотрения останется совокупность систем, основанных на произ­вольности знака. В самом деле, всякий принятый в данном обществе способ выражения в основном покоится на коллективной привычке или, что то же, на соглашении. Знаки учтивости, например, часто характеризуемые некоторой «естественной» выразительностью (вспомним о китайцах, приветствовавших своего императора девя­тикратным падением ниц), тем не менее фиксируются правилом, именно это правило, а не внутренняя значимость обязывает нас при­менять эти знаки. Следовательно, можно сказать, что знаки, целиком произвольные, лучше других реализуют идеал семиологического под­хода; вот почему язык — самая сложная и самая распространенная из систем выражения — является вместе с тем и наиболее характер­ной из них; в этом смысле лингвистика может служить моделью (patron général) для всей семиологии в целом, хотя язык — только одна из многих семиологических систем.

Для обозначения языкового знака, или, точнее, того, что мы на­зываем означающим, иногда пользуются словом символ. Но поль­зоваться им не вполне удобно именно в силу нашего первого прин­ципа. Символ характеризуется тем, что он всегда не до конца произ­волен; он не вполне пуст, в нем есть рудимент естественной связи между означающим и означаемым. Символ справедливости, весы, нельзя заменить чем попало, например колесницей.

Слово произвольный также требует пояснения. Оно не должно пониматься в том смысле, что означающее может свободно выбирать­ся говорящим (как мы увидим ниже, человек не властен внести даже малейшее изменение в знак, уже принятый определенным языковым коллективом); мы хотим лишь сказать, что означающее немотивировано, то есть произвольно по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи.

Отметим в заключение два возражения, которые могут бытъ выдвинуты против этого первого принципа.

1. В доказательство того, что выбор означающего не всегда произволен, можно сослаться на звукоподражания. Но ведь звукоподражания не являются органическими элементами в системе языка. Число их к тому же гораздо ограниченней, чем обычно полагают. Такие французские слова, как fouet «хлыст», glas «колокольный звон», могут поразить ухо суггестивностью своего звучания, но достаточно обратиться к их латинским этимонам (fouet от fāgus «бук» glas от classicum «звук трубы»), чтобы убедиться в том, что они первоначально не имели такого характера: качество их теперешнего звучания, или, вернее, приписываемое им теперь качество, есть случайный результат фонетической эволюции.

Что касается подлинных звукоподражаний типа буль-буль, тик-так, то они не только малочисленны, но и до некоторой степени произвольны, поскольку они лишь приблизительные и наполовину условные имитации определенных звуков (ср. франц. ouaoua, но нем. wauwau «гав! гав!»). Кроме того, войдя в язык, они в большей или меньшей степени подпадают под действие фонетической, морфо­логической и всякой иной эволюции, которой подвергаются и все остальные слова (ср. франц. pigeon «голубь», происходящее от народнолатинского pipiō, восходящего в свою очередь к звукоподражанию), — очевидное доказательство того, что звукоподражания утратили нечто из своего первоначального характера и приобрели свойство языкового знака вообще, который, как уже указывалось, немотивирован.

2. Что касается междометий, весьма близких к звукоподража­ниям, то о них можно сказать то же самое, что говорилось выше о звукоподражаниях. Они также ничуть не опровергают нашего тезиса о произвольности языкового знака. Весьма соблазнительно рассматривать междометия как непосредственное выражение реаль­ности, так сказать продиктованное самой природой. Однако в от­ношении большинства этих слов можно доказать отсутствие необ­ходимой связи между означаемым и означающим. Достаточно сравнить соответствующие примеры из разных языков, чтобы убе­диться, насколько в них различны эти выражения (например, франц. аїе! соответствует нем. аu! «ой!»). Известно к тому же, что многие междометия восходят к знаменательным словам (ср. франц. diable! «черт возьми!» при diable «черт», mordieu! «черт возьми!» из mort Dieu букв. «смерть бога» и т.д.).

Итак, и звукоподражания и междометия занимают в языке второстепенное место, а их символическое происхождение отчасти спорно.

Источник

Первый принцип: произвольность знака

Связь, соединяющая означающее с означаемым, произвольна, или, иначе говоря, поскольку под знаком мы разумеем целое, вытекающее из ассоциации означающего и означаемого, мы можем сказать проще: языковой знак произволен.

Так, идея «сестра» никаким внутренним отношением не связана со сменой звуков s-ö-г (soeur), служащей во французском языке ее «означающим»; она могла бы быть выражена любым другим сочетанием звуков; это может быть доказано различиями между языками и самым фактом существования различных языков; означаемое «бык» выражается означающим b-ö-f (фр. boeuf) по одну сторону лингвистической границы и o-k-s (нем. Ochs) по другую сторону.

Принцип произвольности знака никем не оспаривается, но часто гораздо легче открыть истину, нежели отвести ей подобающее место. Этот принцип подчиняет себе всю лингвистику языка; последствия его неисчислимы. Правда, они не обнаруживаются все с первого же взгляда с одинаковой очевидностью; только после многих блужданий можно их открыть и установить первостепенную важность названного принципа.

Для обозначения языкового знака, или, точнее, того, что мы называем означающим, иногда пользуются словом символ. Применять его не вполне удобно именно в силу нашего первого принципа. Символ характеризуется тем, что он не до конца произволен; он не вполне пуст, в нем есть рудимент естественной связи между означающим и означаемым. Символ справедливости, весы, нельзя заменить чем попало — колесницей, например.

Слово произвольный также вызывает замечание. Оно не должно пониматься в том смысле, что означающее зависит от свободного выбора говорящего субъекта (как мы ниже увидим, индивид не властен внести и малейшее изменение в знак, уже установившийся в языковом коллективе); мы хотим сказать, что оно не мотивиро-

вано, т. е. произвольно по отношению к означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи.

Отметим в заключение два выражения, которые могут быть выдвинуты против этого первого принципа.

1. Можно сослаться на ономатопейю (явление звукописи) в доказательство того, что выбор означающего не всегда произволен. Но ведь явления звукописи никогда не являются органическими элементами в системе языка. Число их к тому же гораздо ограниченнее, чем обычно думают. Такие французские слова, как fouet — «хлыст» и glas — «колокольный звон», могут поразить ухо эмоциональностью своего звучания, недостаточно обратиться к их латинским праформам (fouet от fagus — «бук», glas от classicurn), чтобы убедиться в том, что они первоначально не имели такого характера; качество их теперешних звуков, или, вернее, приписываемое им, есть случайный .результат фонетической эволюции.

Что касается подлинных звукоподражаний (типа буль-буль, тик-так), то они не только малочисленны, но и выбор их до некоторой степени произволен, поскольку они лишь приблизительные и наполовину условные имитации шумов (ср. фр. ouaoua, нем. wau-wau, рус. гам-гам, тяв-тяв как имитация лая). Кроме того, войдя в язык, они в большей или меньшей степени подпадают фонетической, морфологической и всякой иной эволюции, которой подвергаются остальные слова (ср. фр. pigeon — «голубь», происходящее от вульгарно-латинского pipiō, восходящего к звукоподражанию), — очевидное доказательство того, что они утратили нечто из своей первоначальной характеристики и приняли свойство вообще языкового знака, который, как мы указывали, не мотивирован.

2. Восклицания, весьма близкие к звукоподражаниям, вызывают аналогичные замечания и тоже ничуть не опровергают нашего тезиса. Казалось бы, возможно рассматривать их как непосредственные выражения реальности, так сказать, продиктованные самой природой. Но в отношении большинства из них можно отвести предпосылку, будто существует необходимая связь между их означаемым и означающим. Достаточно сравнить соответствующие примеры из разных языков, чтобы убедиться, насколько в них разнятся эти выражения (например, фр. aie! соответствует нем. au!, рус. ой!). Известно к тому же, что многие восклицания восходят к словам определенного смысла (ср. рус. черт!, фр. diable, mordieu! — mort Dieu и др.).

Итак, можно прийти к выводу, что и звукоподражания и восклицания по своему значению второстепенны и их символическое происхождение во многих случаях спорно.

Источник

Языковой знак и его основные свойства: референтность, конвенциональность, произвольность, перцептивность, системность, комуникативность.

Исследование знаковых систем занимается такая наука как семиотика. Из нее выделяется лингвосемиотика, которая изучает природу языкового знака, его свойстваи единицы знаковой системы.

Под знаковым аспектом естественного языка понимают обычно соотнесенность языковых элементов (морфем, слов, словосочетаний, предложений и др.), а следовательно и языка в целом, в той или иной форме и степени опосредованности с внеязыковым рядом явлений, предметов и ситуаций в объективной действительности.

Языковой знак двусторонен: он состоит из означаемого и означающего, или, по терминологии Соссюра, из понятия и акустического образа.

Соссюр первым определил язык как систему знаков и указал на 2 свойства языкового знака: произвольность и линейность.

Если рассматривать еще глубже, то идея о знаковом характере языка восходит к диалогу Платона «Кротил».

Основные свойства языкового знака.

1. Референтность языкового знака связана с важнейшей функцией любого знака – замещением. Языковой знак замещает собой предмет мира вещей.

Эта соотнесенность между знаком и предметом опосредуется сознанием человека. Это отношение между знаком и вещью называется референцией.

Референт (денотат) – предмет мысли, с которым соотнесено дано выражение.

— отраженный в сознании элемент объективно реальности, как внутренняя сторона слова – его понятийное содержание, с которым устойчиво соотносится данное единице выражение.

Но! Языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ. 9по Соссюру)

2. Конвенциональность. Носители языка предварительно договариваются друг с другом, что этот материальный факт будет использоваться с этим значением.

Свойство конвенциональности тесно связано с произвольностью языкового знака.

3. Произвольность языкового знака. (немотивированность, условность, стихийность)

Знак произволен: связь между означающим и означаемым обыкновенно не продиктована свойствами обозначаемого предмета. Аргументы в пользу произвольности знака сводятся к тому, что одно и то же понятие в разных языках соотносится с разными означающими.

По отношению к словам с затемненной внутренней формой можно говорить об абсолютной произвольности или чисто условной связи.

Тем не менее, знак может быть «относительно мотивированным» в случае, если возможен его синтагматический анализ (разложение на знаковые единицы низшего порядка, к примеру членение слова на морфемы) или оно употреблено в переносном значении.

Наличие во всех языках звукоподражательных слов является поводом для того, чтобы оспаривать принцип произвольности.

Многие ученые (Якобсон, Матезиус, Журавлев) отмечают, что многие языковые наки обнаруживают сильную связь между своими сторонами. С означающим связывается образ. Пр: кукушка, шуршать.

В этом случае мы можем говорить о мотивированности1: произвольность языкового знака ограничивается его референтом. Выход на внеязыковой объект.

Мотивированность2: произвольность ограничивается уже не референтом, а языковой системой – производные слова, для них референтом является другой знак.

В: Произвольность – обязательное свойство знака, а мотивированность – его возможное свойство.

4. Перцептивность знака – знаки способны восприниматься.

Способность к восприятию проявляется в экспоненте знака. Для языкового знака экспонентом может быть звуковая цепочка, а по отношению к коммуникативным знакам – жесты.

По модальности восприятия языковые знаки могут характеризоваться как: слуховые (звуковые), визуальные (графические) и жестовые.

Системность.

Любой знак может являться элементом определенной системы, поэтому знаки характеризуются противопоставленностью другим знакам в рамках определенной системы.

Противопоставленность знаков друг другу и системная взаимообусловленность приводят к тому, что в системе могут существовать так называемые «нулевые знаки» — знаки с нулевым означающим.

6. Комуникативность языкового знака.

Знаки используются людьми сознательно, преднамеренно и целенаправленно. Они используются людьми в процессе коммуникации.

Комуникативный знак – всякий преднамеренно воспроизводимый и преднамеренно используемый материальный факт, рассчитанный на чье-то восприятие, предназначенный служить средством передачи информации о чем-либо, может находиться вне этого факта.

Изменчивость языкового знака (асиметрия).

Изучением этого свойства знака занимался С.О. Карцевский.

Одно и то же означаемое может соотноситься с несколькими означающими, и наоборот одно и тоже означающее может соотноситься с несколькими означаемыми. Возникают явления синонимии, полисемии и омонимии.

Асиметрия языкового знака определяет способность языка к развитию.

За счет этих свойств в системе организуются парадигматические группировки.

27. Языковой знак и его структура.Я.з. двусторонен. Он состоит из означающего, образуемого звуками речи (точнее, фонемами), и означаемого, создаваемого смысловым содержанием я.з. Связь между сторонами знака произвольна, поскольку выбор звуковой формы обычно не зависит от свойств обозначаемого предмета. Особенностью З. я. является его асимметричность, т. е. способность одного означающего передавать разные значения (полисемия, омонимия) и стремление означаемого З. я. быть выраженным разными означающими (гетерофония, омосемия). Асимметрия структуры З. я. определяет способность языка к развитию. (по Соссюру, Арутюнова).А. Реформатский подчеркивает, что знак – это обязательно член определенной знаковой системы.Языковой знак включает в себя означаемое и означающее. Но разные ученые подразумевают под этими терминами разные стороны знака. По убеждению Ф. де Соссюра, знак – сущность психологическая и в целом, и в составляющих его сторонах: означаемое – это понятие, означающее – акустический образ. Возникает одна из сложнейших проблем в лингвистике — проблема соотношения знака и значения. В процессе ее осмысления возникли две теории языкового знака — унилатеральная (односторонняя) и билатеральная (двусторонняя).Согласно унилатеральной теории знаком признается только акустический образ. Значение понимается как мысленный образ, включающий понятие. Оно является означаемым знака, хотя в её состав и не входит. Итак, сторонники унилатерального понимания знака утверждают, что значение не входит в знак, так как языковые знаки существуют вне головы человека, а значение — это отражение предметов и явлений в мозгу человека, это факт сознания, продукт мозга и вне мозга оно не существует.Наиболее последовательно теорию билатералъности языкового знака защищает и развивает А.А. Уфимцева. Свое понимание материально-идеальной сущности языкового знака она строит на основе критического анализа учения о знаке Ф. де Соссюра. Она пишет: «Из утверждения Соссюра о том, что языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ, не следует делать далеко идущего вывода о «дематериализации» им языка. Ограниченность соссюрианского определения языкового знака заключается в абсолютизации существования «идеальной» формы знака».Как известно, с материалистической точки зрения форма знака, будь то звуковая или графическая, как все материальное, существует и идеально как предмет мысли, сознания человека. Тем не менее это свойство относительно и вторично по отношению к звуковой членораздельной речи.Из соссюровского определения языкового знака следует далее, что обозначающее как односторонняя материальная сущность не может быть квалифицировано как языковой знак, ибо последний складывается только в результате осознания носителями языка психической(опосредованной сознанием) связи между определенным понятием (представлением) и акустическим образом.

Источник