Человек выше сытости что значит

Монолог Сатина о Человеке из пьесы Горького На дне

Когда я пьян. мне все нравится. Н-да. Он — молится?
Прекрасно! Человек может верить и не верить. это его дело! Человек —
свободен. он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум —
человек за все платит сам, и потому он — свободен. Человек — вот правда!
Что такое человек. Это не ты, не я, не они. нет! — это ты, я, они,
старик, Наполеон, Магомет. в одном! (Очерчивает пальцем в воздухе фигуру
человека.) Понимаешь? Это — огромно! В этом — все начала и концы. Всь — в
человеке, всь для человека! Существует только человек, все же остальное —
дело его рук и его мозга! Че-ло-век! Это — великолепно! Это звучит. гордо!
Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть. не унижать его жалостью.
уважать надо! Выпьем за человека, Барон! (Встает.) Хорошо это. чувствовать
себя человеком. Я — арестант, убийца, шулер. ну, да! Когда я иду по
улице, люди смотрят на меня как на жулика. и сторонятся и оглядываются.
и часто говорят мне — «Мерзавец! Шарлатан! Работай!» Работать? Для чего?
Чтобы быть сытым? (Хохочет.) Я всегда презирал людей, которые слишком
заботятся о том, чтобы быть сытыми. Не в этом дело, Барон! Не в этом дело!
Человек — выше! Человек — выше сытости.

Когда я пьян, мне нравится всё.
Ну да, он молится, это прекрасно!
Верить, не верить – дело его…
Ведь он свободен и споры напрасны.

Он может всё… и за всё платит сам:
За веру, за чувства, за ум и обман,
За то, что поверил чужим словесам.
За данную правду – хвала небесам.

Что же такое, скажи, Человек?
Не ты и не я, не они – вовсе нет.
Это мы, это я, Бонапарт, Магомет
В одном… понимаешь? Мы все – Человек

Это огромно. В этом утро и вечер.
Все в человеке и все – человечье.
Есть только он, ну а все, что иное-
Труд его мозга, творенье чудное.

Великолепно, звучит это гордо…
Будь человеком, себе лишь покорным
Надо его… в душе… уважать…
Но… не жалеть… и не унижать

Надо уважить, откроем Бурбон,
Выпьем за Человека, Барон!
Как хорошо это чуять себя
Таким же, как он, хоть и пачканный я:

Жулик, убийца, шулер… ну да…
На улицу выйду, и люди тогда
С укором глядят, да всё сторонятся,
Но говорить в лицо не боятся:

«Эй, Шарлатан, Мерзавец, Работай!»
И дело не в том, что мне не охота.
Работать? Зачем. Чтобы быть сытым?
Всех презирал я, чьё брюхо набито.

Просто я знаю, что кто-то услышит,
Дело не в том… скажу я, Барон,
Всегда Человек был сытости выше,
Будет всю жизнь выше сытости он.

Источник

Человек

…Когда Платону задали вопрос, что такое человек, он ответил: «Человек — животное, только без шкуры». Вскоре к нему пришел Диоген, известный своей скандальной репутацией, принес Платону ощипанного петуха и спросил…

«Всё — в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга! Человек! Это — великолепно! Это звучит. гордо! Хорошо это. чувствовать себя человеком. Я — арестант, убийца, шулер. ну, да! Когда я иду по улице, люди смотрят на меня как на жулика. и сторонятся и оглядываются. и часто говорят мне — «Мерзавец! Шарлатан! Работай!» Работать? Для чего? Чтобы быть сытым? (Хохочет.) Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми. Не в этом дело! Человек — выше! Человек — выше сытости. »[1]

Этот яркий образ, созданный М.Горьким, образ человека, опьяненного своей безграничной свободой, во многом определил судьбу трагического ХХ века. Слова «буревестника революции» неспроста были исполнены пророческого пафоса — если Бога нет, тогда все позволено человеку .

Человеку позволено всё.

Он даже может безнаказанно стать на место Бога, поднять к небу сжатый кулак — и поставить памятник Иуде. И тот же человек может броситься в ледяную воду, рискуя своей жизнью ради незнакомого ребенка. Один и тот же человек может кричать в своих книгах: «Подтолкни падающего!» — а в жизни быть робким и стеснительным мечтателем, вызывающем симпатию самых простых людей — каким и был Фридрих Ницше. Странное все-таки это существо — человек.

На портике Дельфийского храма неведомый мудрец начертал: «Познай себя». Этот призыв поставил перед человечеством задачу не из легких — понять, что же такое человек? Когда этот вопрос задали Платону, он ответил: «Человек — это животное, только без шкуры». Вскоре к нему пришел Диоген, известный своей скандальной репутацией. Он принес Платону ощипанного петуха и спросил, является ли этот петух без перьев человеком. Ученик Платона, Аристотель, запомнив этот урок, говорил о человеке уже как о животном, наделенном разумом. На этом древняя мысль философов была вынуждена остановиться — ведь сначала надо было понять, что же такое разум.

Но был и другой ответ на вопрос о человеке. На Ближнем Востоке жил еврейский народ. Этот народ бережно хранил то, что было открыто Самим Богом: человек — не просто «разумное животное», но «животное, получившее повеление уподобиться Богу».Что стояло за загадочными словами — «образ и подобие Божие» — в то время могли только догадываться. Глубина этих слов раскрылась с рождением Иисуса Христа, Сына Божия — и Сына Человеческого. Адам, первый человек, был создан для вечной жизни в раю. Устремляясь всей душой к своему Творцу, пребывая в Его безграничной любви, Адам и Ева были призваны объединить весь сотворенный мир — и привести его к Богу. Человек был поставлен между Невидимым Богом и видимым миром как связующее звено: его душа постоянно общалась с Богом, телом же человек пребывал на земле. Об этом вдохновенно говорит Г.Р. Державин:

Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества».

Человек был призван стать для остального мира тем, кем Бог был для него самого — источником освящения, любви, гармонии и счастья. Но прародители не удержались перед соблазном своими силами стать богами помимо Бога: уж больно проста и заманчива была речь змея. И человек все-таки ослушался Бога, нарушил запрет — а богом так и не стал: совершенный грех поселил в его сердце сладкий дурманящий яд самолюбия, который занял в душе место Бога. Отвернувшись от источника жизни — Бога — Адам попадает в цепкие объятья смерти. С этого момента природа воспринимает человека не как покровителя, а как врага, и отказывается его слушаться.

Но Божественный замысел не был уничтожен грехом человека: призвание первого Адама будет выполнено вторым Адамом, Иисусом Христом.

И действительно, Христом открывается новая страница в истории человечества: стена отчуждения между человеком и Богом разрушена Воплощением, зараза греха истреблена Крестной смертью, и сама смерть побеждена Воскресением! Христос становится родоначальником нового человечества — рождающегося не от плоти и крови, но от Духа. Отныне главной задачей человека становится уподобление истинному Человеку — Христу, причем уподобление не внешним образом, но через непосредственное приобщение Ему в Таинствах Церкви.

В словах М.Горького — «Человек — выше сытости!» — скрыта глубокая истина. Человек не только выше сытости. Он не только выше жалости. Он выше всего видимого мира, ибо в нем — начало Вечности. И никуда не скрыться от этой жажды Вечности. Именно в этой жажде — ключ к признанию безбожника Кириллова в «Бесах» Достоевского: «Я мучаюсь из-за Бога всю жизнь». И в этой жажде — источник вечной жизни тех, кто открывает себя Богу. «Если Бога нет — все дозволено». Но если Бога нет — то нет и человека. Ибо тогда всё — абсолютно всё — равно. И в этой жуткой очевидности нельзя не ощутить запаха тления. Но нет же, нет:

«Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! — в бессмертие Твое»[2].

Источник

Роль рассказчика в ранних произведениях М. Горького

Школьное сочинение

Ранние произведения М. Горького раскрывают основы мировоззрения молодого писателя, его философской мысли. Важную роль в этом раскрытии играет образ рассказчика. Благодаря образу рассказчика такие произведения, как «Песня о Соколе», «Старуха Изергиль», становятся «рассказами в рассказе», у них возникает своеобразная «рама», которая, как рама картины, оттеняет своеобразие произведения. Например, в «Песне о Соколе» описание торжественно красивой, задумчивой природы, с которого начинается рассказ, сразу же настраивает читателя на возвышенный лад, позволяет ожидать повествования о чем-то значительном. К этому же подготавливает и характеристика, которую дает рассказчику М. Горький: старый чабан Рагим — человек мудрый, любящий рассуждать о жизни. Рисуя образ Рагима, писатель дает понять: в жизни всегда есть люди, которые близки по духу таким сказочным героям, как Сокол. Они помнят об этих героях, сочувствуют им, любуются ими.

Еще более важную роль играет рассказчик в «Старухе Изергиль». Во вступлении читаем: «Все это — звуки и запахи, тучи и люди — было странно красиво и грустно, казалось началом чудной сказки». А затем возникает зловещая внешность старухи, которая «точно говорила костями «, голубой свет луны, облако, о котором Изергиль сообщает, что это Ларра, а далее следует сама сказка — одна из славных сказок, сложенных в степях. Так вступление настраивает читателя на чудесное, эмоционально подготавливает к легенде о Ларре.

Но роль обрамления не только в этом. Вводя нас в сказку, оно вместе с тем напоминает о современности. Вначале рассказчик четко определяет место действия: «Я слышал эти рассказы под Аккерманом, в Бессарабии, на морском берегу». С другой стороны, место действия легенды о Ларре определено так: «Далеко за морем, на восход солнца, есть старая большая река. «

В отличие от обеих легенд, рассказ Изергиль о себе насыщен реальными названиями, бытовыми подробностями, даже политическими событиями (Польское восстание, восстание в Венгрии). Так обрамление рассказа, слово рассказчика создает связь между сказочным и реальным, прошлым и настоящим.

Очень важно, что образ рассказчика здесь обрисован достаточно четко. С одной стороны, это думающий, критически относящийся к жизни человек. Он жадно вслушивается в слова Изергиль, они его волнуют, с горькой иронией говорит о земле, которая на своем веку так много поглотила человеческого мяса и выпила крови, «отчего, наверное, и стала такой жирной и щедрой». Ему же принадлежит упрек обывателям — «живым мертвецам».

Но одновременно вырисовываются и другие черты рассказчика. Во вступлении Изергиль не случайно укоряет его в пассивности, в отсутствии любви к жизни: «У. стариками родитесь вы, русские. Мрачные все, как демоны. Боятся тебя наши девушки». Новые подробности о рассказчике мы находим во второй главе — здесь его образ приобретает некоторый сатирический оттенок. Это своеобразная маска, которая необходима писателю для разоблачения морали «живых мертвецов». Но тем самым устанавливается еще одно звено связи между легендой и реальностью. Осторожность и инертность таких как рассказчик должны уступить место дерзанию и «безумству храбрых».

Итак, образ рассказчика в ранних произведениях М. Горького играет огромную роль: он создает живые и разнонаправленные связи между легендой и реальностью, прошлым и настоящим. Можно сказать, что благодаря ему в этих романтических произведениях возникает реалистическое начало.

Источник

«Чело-век! Это звучит… гордо!» Монолог Сатина из пьесы «На дне» читает Андрей Цунский

16 марта 1868 года по старому стилю в Нижнем Новгороде родился Алексей Максимович Пешков, ставший впоследствии Горьким. Предлагаем послушать, как сегодня звучат его произведения

Отмечать день рождения Максима Горького нам еще предстоит 28 марта — но, пользуясь некоторой календарной путаницей, связанной с переходом от юлианского календаря к григорианскому, мы предлагаем обратиться к его текстам не откладывая, по старому, как говорится, стилю. Причем наш постоянный автор Андрей Цунский уже прочитал их за вас — вам же остается только слушать. Ну а если вы очаруетесь голосом Андрея — а вы наверняка очаруетесь, — то внизу сможете найти ссылку на плейлист, где вас ждет еще больше текстов в его исполнении.

Максим Горький

Монолог Сатина

Пьеса «На дне» (1902 г.)

Сатин. Когда я пьян… мне все нравится. Н-да… Он – молится? Прекрасно! Человек может верить и не верить… это его дело! Человек – свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум – человек за все платит сам, и потому он – свободен. Человек – вот правда! Что такое человек. Это не ты, не я, не они… нет! – это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном! (Очерчивает пальцем в воздухе фигуру человека.) Понимаешь? Это – огромно! В этом – все начала и концы… Всё – в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо! Выпьем за человека, Барон! (Встает.) Хорошо это… чувствовать себя человеком. Я – арестант, убийца, шулер… ну, да! Когда я иду по улице, люди смотрят на меня как на жулика… и сторонятся и оглядываются… и часто говорят мне – «Мерзавец! Шарлатан! Работай!» Работать? Для чего? Чтобы быть сытым? (Хохочет.) Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми… Не в этом дело, Барон! Не в этом дело! Человек – выше! Человек – выше сытости.

С натуры

с ц е н к а

Впервые напечатано в журнале , 1905

• В деревню для успокоения возбуждённых умов, явился администратор. Не выходя из коляски, он, окружённый казаками, обратился к мужикам с успокоительной речью. Говорил милостиво и грозно, укоризненно и отечески, говорил долго.
• Вдруг из толпы, прерывая речь, раздался вопрос:
• — А он?
• — Что? — спросил администратор.
• — А как он?
• — То есть кто — он?
• — Ну, знаешь.
• — Дурак! Что такое — он?
• — Конешно. А всё-таки — как же он?
• — Да что такое? О чём ты спрашиваешь?
• — Насчёт его.
• — Ну?
• — Он останется?
• — Пороть! — приказал администратор. Мужика схватили. Разложили. Выпороли. Он встал и, застёгивая штаны, сказал:
• — Ну, вот. Я так и думал, что, покуда он останется, — будут нас пороть.

Источник

Роль рассказчика в ранних произведениях М. Горького

Школьное сочинение

Ранние произведения М. Горького раскрывают основы мировоззрения молодого писателя, его философской мысли. Важную роль в этом раскрытии играет образ рассказчика. Благодаря образу рассказчика такие произведения, как «Песня о Соколе», «Старуха Изергиль», становятся «рассказами в рассказе», у них возникает своеобразная «рама», которая, как рама картины, оттеняет своеобразие произведения. Например, в «Песне о Соколе» описание торжественно красивой, задумчивой природы, с которого начинается рассказ, сразу же настраивает читателя на возвышенный лад, позволяет ожидать повествования о чем-то значительном. К этому же подготавливает и характеристика, которую дает рассказчику М. Горький: старый чабан Рагим — человек мудрый, любящий рассуждать о жизни. Рисуя образ Рагима, писатель дает понять: в жизни всегда есть люди, которые близки по духу таким сказочным героям, как Сокол. Они помнят об этих героях, сочувствуют им, любуются ими.

Еще более важную роль играет рассказчик в «Старухе Изергиль». Во вступлении читаем: «Все это — звуки и запахи, тучи и люди — было странно красиво и грустно, казалось началом чудной сказки». А затем возникает зловещая внешность старухи, которая «точно говорила костями «, голубой свет луны, облако, о котором Изергиль сообщает, что это Ларра, а далее следует сама сказка — одна из славных сказок, сложенных в степях. Так вступление настраивает читателя на чудесное, эмоционально подготавливает к легенде о Ларре.

Но роль обрамления не только в этом. Вводя нас в сказку, оно вместе с тем напоминает о современности. Вначале рассказчик четко определяет место действия: «Я слышал эти рассказы под Аккерманом, в Бессарабии, на морском берегу». С другой стороны, место действия легенды о Ларре определено так: «Далеко за морем, на восход солнца, есть старая большая река. «

В отличие от обеих легенд, рассказ Изергиль о себе насыщен реальными названиями, бытовыми подробностями, даже политическими событиями (Польское восстание, восстание в Венгрии). Так обрамление рассказа, слово рассказчика создает связь между сказочным и реальным, прошлым и настоящим.

Очень важно, что образ рассказчика здесь обрисован достаточно четко. С одной стороны, это думающий, критически относящийся к жизни человек. Он жадно вслушивается в слова Изергиль, они его волнуют, с горькой иронией говорит о земле, которая на своем веку так много поглотила человеческого мяса и выпила крови, «отчего, наверное, и стала такой жирной и щедрой». Ему же принадлежит упрек обывателям — «живым мертвецам».

Но одновременно вырисовываются и другие черты рассказчика. Во вступлении Изергиль не случайно укоряет его в пассивности, в отсутствии любви к жизни: «У. стариками родитесь вы, русские. Мрачные все, как демоны. Боятся тебя наши девушки». Новые подробности о рассказчике мы находим во второй главе — здесь его образ приобретает некоторый сатирический оттенок. Это своеобразная маска, которая необходима писателю для разоблачения морали «живых мертвецов». Но тем самым устанавливается еще одно звено связи между легендой и реальностью. Осторожность и инертность таких как рассказчик должны уступить место дерзанию и «безумству храбрых».

Итак, образ рассказчика в ранних произведениях М. Горького играет огромную роль: он создает живые и разнонаправленные связи между легендой и реальностью, прошлым и настоящим. Можно сказать, что благодаря ему в этих романтических произведениях возникает реалистическое начало.

Источник