Бар с буром перепутал что значит

Бабло (9)

гранке подзорвался!
Чё не знал?
Они чё-то там по бухУ
дурили, ну, по баловству. Случайно, в общем.
В итоге,
10 метров кишок ему отчикали.
Ох, мы ржали тогда!
Шкалыч-то тогда жив был.
Ты ШкАла-то помнишь?
Да ты чё, Сало, я его ещё по Одессе знал!

— М-м.
— Ну, чё дальше-то?
А Хлопок потом чё-то там по топливу замутил.
Заправки, бензовозы.
Слышь, как щас помню,
в 80-тый, в цистерне
прям веслом с присадкой
буторишь. На выходе —
93-ий !
А вы чё его ищите-то?
Да братик его в Москве сильно накосарИл.
/ музыка /
Девчонки,
а чё скучаем?
/ девчонки смеются / Мы не скучаем.
/ визг /
/ хоровой визг /
Сало, чё за хрень? Кто это?
/ кричит на родном /
Местные кресты набухались.
Попужить потянуло.
Слышь, чертила!
Ты чё бар с буром перепутал?!
Вон смотри, тёлок сколько! Иди познакомься!
/ не унимается, повторяет фразу /
/ хоровой визг /
Всё! Всё! Всё! Хорош!
Хорош! Парни. Поубиваете. Хорош.
/ восторженные возгласы /

— Как ты, дорогой?!
— Нормально!

— Саня.
— Важа.
Держи, Важа.
Что-то ты схуднул. Куришь много?
Схуднёшь тут! Работы нет! Кризис, брат!
Лох-то нынче поиздержался!
Карета подана!
Узнаю Танцора!
Хороший понт дороже, чем работа!
Всегда таким был, а!
Ну, шо?! Как там ваша Москва?!
Поехали! В Националь давай!
/ музыка /
Вот такой расклад, Яночка.
Так что пока сильно не светись.
Хотя ты же в парике была?
Да конечно!
Чё я, дура, что ли?
Я вообще только здесь, Серёж.
Ты же меня знаешь.
Гога попросил там подменить у них разок кого-то,
вот я и согласилась.
Везучая ты. Раз — и сразу лимон.
Если бы не эти два остолопа.
Ладно, щас-то чего уже.
Ищем-ищем.
Все концы Хлопко этого установил.
Братья-родственнички. Никуда ему не деться.
А ты хороша сегодня.
Ирка — у себя?
Нет, она только завтра появится. Может, чё передать?
Не, не надо, сам позвоню.
Месяц закончился, подбиться надо.
Наши были сегодня?
Не видела, а спросить?
Тапки дай, в душ пойду.
Ну, что, Гоша, давай! Я поскакал, у меня ещё дела.
Пацаны, давай. По-любацу, вечером увидимся!
Давай.
Слышь, Гош. Можно тебя на пару секунд?
Это, Гош,
надо 200 букарей за тачку рассчитаться.
Ты чё, Танцор, какие 200 баксов?
Гош, ты с Москвы или с Когалыма?
/ напевает в душе /
/ тихо / Хлопко. Степан Степаныч?
/ шёпотом / Урицкого 64-47.
/ бормочет / Степан. Какой ещё Степан?
/ шёпотом / Урицкого 64-47.
/ голос из кухни / Это ты, братко, толково придумал!
С загранпаспортом-то! / звон стеклотары /
Текать тебе отсюда нужно с таким-то баблом!
Ну, а там, глядишь, и я подтянусь.
Ну, в общем, чё? / грохот /
Я ей — фотографию, паспорт.
А она мне:
» За границу собрались, Степан Степаныч? »
А я говорю: «По путёвке,
в Европу, отдохнуть!
Имею право!»
«Ну, нельзя, — говорю, —

Источник

Наказание в колонии. Что такое СУС, ПКТ, ЕПКТ, БУР, ШИЗО

Пребывание в месте лишения свободы – тяжелое испытание для любого человека, особенно если он попадает в тюрьму или на зону впервые. Условия содержания в МЛС могут существенно различаться в зависимости от режима (общего, строгого, особого) и условий конкретного ИУ. Но какими бы тяжелыми они ни были, у администрации имеется законная возможность еще сильнее закрутить гайки и лишить заключенного тех немногих радостей, которые ему были доступны.

Поговорим об особых взысканиях и соответствующих помещениях: СУС, ПКТ, ЕПКТ, БУР, ШИЗО и прочих неприятных для слуха осужденных и их близких аббревиатурах.

Зафиксированное нарушение – это отдаление встречи с желанной свободой

Существует Приказ Минюста РФ от 16.12.2016 N 295, утверждающий Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений. В нем подробно изложены права и обязанности как сотрудников колоний, так и лиц, отбывающих в них наказание.

Не слишком серьезные нарушения, особенно совершенные впервые, караются, можно сказать, лояльно: зачастую дело ограничивается воспитательной беседой, в крайнем случае, выговором или штрафом. А вот систематические и злостные нарушения режима обычно влекут за собой куда более серьезные последствия в виде ужесточения условий и содержания в особых помещениях.

Режим содержания в таких помещениях регламентирован статьей 118 УИК РФ. Однако там указаны только общие положения: условия содержания в значительной степени зависят от политики администрации ИУ или ВУ, а также местных реалий.

Например, в некоторых колониях существуют специальные «дворики» – небольшие помещения, не имеющие формального статуса. Они крайне малы, там можно только стоять либо сидеть на корточках. Однако осужденные искренне радуются, если дело заканчивается «двориком» – «бумага» по нарушению не была оформлена, следовательно, оно документально не зафиксировано. А это значит, что надежда на УДО остается, как и прочие арестантские «плюшки»: свидания, посылки, официально разрешенные телефонные переговоры и так далее.

По закону осужденный за небольшое или средней тяжести преступление может уйти на УДО по истечению 1/3 срока (но не менее 6 месяцев), тяжкое – после половины, особо тяжкое – после 2/3 срока.

За что могут ужесточить условия содержания осужденного

Наказание могут назначить за любое нарушение режима, но сотрудники колонии зачастую закрывают глаза на всякие мелочи либо карают за них не слишком строго. Однако формально они обязаны реагировать на любое нарушение. К сожалению, имеют место случаи и предвзятого отношения: то, что одному постоянно сходит с рук, другого периодически приводит в ПКТ или ШИЗО.

Перечень злостных нарушений, неминуемо ведущих к наказанию, выглядит примерно так:

• употребление спиртного, психотропов и наркотиков;
• мелкое хулиганство;
• угрозы, оскорбления, неповиновение сотрудникам ИУ;
• организация и участие в акциях неповиновения;
• изготовление, передача и хранение предметов, входящих в перечень запрещенных;
• отказ от работы или прекращение ее при отсутствии уважительных причин;
• гомосексуальные связи;
• неисполнение медицинских предписаний (отказ от сдачи анализов или лечения) и так далее.

Ужесточить условия содержания могут по разным причинам. Маленький ножик для резки колбасы, денежная купюра или телефонная симка – уже нарушение режима (эти предметы входят в перечень запрещенных).

А тогда уже, здравствуй, новый срок в дополнение к старому.

Строгие Условия Содержания (СУС)

В колонии общего режима предусмотрены три режима содержания: общий (для подавляющего большинства), строгий (для нарушителей) и облегченный (почти свобода, с правом работы и проживания вне колонии).

В переводе на общечеловеческий, СУС – это строгие условия содержания в колониях общего режима.

Формально СУС не является помещением камерного типа. По сути, это то же «общежитие». Однако свобода осужденного ограничивается еще более значительно: беспрепятственно перемещаться по территории колонии он не может, барак запирается. На прогулки отводится полтора часа в сутки (при хорошем поведении – до трех).

Среди прочих ограничений (по сравнению с обычным режимом) предусмотрено сокращение:

• ежемесячных расходов со счета с 9 000 до 7 800 рублей ежемесячно;
• количества свиданий до 3 краткосрочных и 3 долгосрочных (против 4 и 6 на обычном);
• количества посылок (передач) и бандеролей до 3 и 3 (против 6 и 6 соответственно).

Помещения камерного типа. ПКТ и ЕПКТ

Вот здесь мы имеем дело уже с помещениями камерного типа. Ранее ПКТ именовались аббревиатурой БУР (бараки усиленного режима). Во многих колониях неформально сохраняется старое название.

В отличие от ПКТ, существующей в рамках ИУ, ЕПКТ – самостоятельное пенитенциарное учреждение. Бывалые осужденные называют ЕПКТ «крытками», то есть, «крытыми» зонами, по сути, тюрьмами. Отправляют туда обычно злостных нарушителей режима традиционным способом, по этапу.

ПКТ, естественно, запираются, обстановка более чем спартанская: откидные койки, скамьи, привинченный к полу стол, решетки на окнах, лампах и батареях, санузел за перегородкой.

Длительность прогулки – как в предыдущем случае, 1,5 часа в сутки (до трех при хорошем поведении), бюджет расходов – до 5 тысяч рублей ежемесячно. Разрешается одно краткосрочное свидание, одна посылка (передача) и бандероль раз в полгода.

Штрафной изолятор. ШИЗО (карцер)

Самое суровое взыскание в колонии любого типа – это заключение в ШИЗО (штрафной изолятор). Это настоящее испытание на выносливость и умение приспосабливаться к любым условиям. Свободы ограничены максимально – смотрим все ту же статью 118 УИК РФ.

Запрещено буквально все – телефонные переговоры, посылки, свидания. Правда, в исключительных обстоятельствах начальник колонии может дать разрешение на телефонный разговор, но такое случается крайне редко. На прогулку отводится всего час в день. С собой можно взять только туалетные принадлежности, тапочки, полотенца и книгу религиозной тематики.

Обстановка в ШИЗО мрачная: в принципе, из всех удобств – только нары и санузел. Причем нары обычно на день складывают, сидеть на них не разрешается. Иногда к обратной стороне привинчивают дощечки для сидения, но зачастую под таким углом, что принять более-менее комфортную позу невозможно – попросту съезжаешь. «Антураж» в виде решеток прилагается.

Обычно ШИЗО рассчитаны на 2-4 человек, но в камеру могут поместить и вдвое больше осужденных. Атмосфера соответствующая: теснота, духота, спать приходится по очереди (днем, помним, нары складывают к стене). Положение отягощается еще и тем, что окна в ШИЗО зачастую отсутствуют или не открываются.

Ранее максимальный срок пребывания в ШИЗО ограничивался 15 сутками. Такое правило есть и сейчас, но осужденный запросто может получить дополнительное наказание во время пребывания в изоляторе, например, за запрещенное здесь курение. Иногда осужденные сидят в ШИЗО месяцами по надуманным причинам, но это уже явный произвол администрации конкретного ИУ.

Согласно закону, в ШИЗО не отправляют только инвалидов I группы, беременных и женщин, если у них есть дети до трех лет в доме ребенка.

Дисциплинарный изолятор. ДИЗО

ДИЗО (дисциплинарный изолятор) – это вариант ШИЗО в колонии для несовершеннолетних («на малолетке»). Условия и там далеко не сахарные, ограничений масса. Но по сравнению с ШИЗО имеются некоторые послабления:

• разрешены краткосрочные свидания;
• можно иметь учебники и тетради;
• продолжительность прогулок составляет 2 часа;
• срок помещения в изолятор равен 10 дням, причем сразу же получить второй срок ДИЗО по закону невозможно (для взрослых аналогичный пункт в новой редакции закона отсутствует).

Телефонные разговоры, посылки и мелкие «радости жизни» вроде курения также под запретом.

Одиночные камеры

«Одиночки» – это исключительно тюремные реалии, на зонах подобных «апартаментов» нет. Самое страшное здесь отнюдь не условия содержания (зачастую «одиночки» комфортнее и «свежее» общих камер), а полная социальная изоляция, которая самым пагубным образом сказывается на психическом состоянии заключенных.

Можно выделить несколько условных типов «одиночек»:

• Карцер в СИЗО. По сути, это аналог ШИЗО в колонии, но при полной социальной изоляции. Термина «карцер» в современном законодательстве РФ нет – просто «одиночная камера».
• Одиночное заключение, особый режим. К злостным нарушителям дисциплины, отбывающим наказание в ИК особого режима, в крайних случаях применяется взыскание в виде помещения в камеру-одиночку сроком до полугода.
• Одиночное заключение на весь срок. В РФ есть несколько тюрем, где содержатся особо опасные рецидивисты, серийные убийцы, террористы, маньяки, каннибалы и тому подобные «приятные» личности. Многие из них приговорены к пожизненному заключению или смертной казни (приговор не приведен в исполнение из-за моратория). Особо опасные содержатся в одиночных камерах постоянно.

Обитателям одиночных камер оставлено право на полуторачасовую ежедневную прогулку (в небольшом дворике, строго в одиночестве), покупки на 5 тысяч рублей с личного счета, одну посылку, бандероль и краткосрочное свидание (с разрешения администрации) раз в полгода.

Источник

Бар с буром перепутал что значит

Кроме колонии поселения там только шизо.

Что означают эти аббревиатуры:

ШИЗО -штрафной изолятор.(карцер)(кича)

ПКТ ,(бур) -помещение камерного типа. (старое название бур- барак усиленного режима)

СУС -строгие условия содержания.

ЕПКТ -единое помещение камерного типа.

За что даётся ШИзо? Да за что хочешь: не угодил начальнику, не так поздоровался, не во время встал, не во время лег, опоздал на проверку, не по той дорожке прошел, не так был одет, не там курил, лишние вещи держал в бараке — вот тебе сутки, трое, пятеро. Не выполнил нормы, с бабой застали — вот тебе пять, семь и десять. А для (отказчиков отрицал) есть и пятнадцать суток. В штрафной изолятор сажают за нарушение до 15 суток но также продлевают за нарушение 15 суток закончилось снова расписываешься за 15 суток .Я знаю таким образом по 120 суток люди сидели .На сколько мне известно сейчас больше 45 суток не держат .Сутки выписывает нач.колонии или зам . Арестанты это называют «крестины»

Должны признать злостным нарушителем и перевести в ПКТ.(или выпустить)хотя администрация находит лазейки выпустят на сутки потом снова закроют .

Только администрация не очень спешит перевести с изолятора в ПКТ .В изоляторе нельзя курить нельзя чай .В 6 подъём матрас сдаёшь нары пристёгивают к стенке в камере до 4 человек.

В ПКТ держат от 3 месяцев до 6 месяцев могут и на неделю по закону сейчас кто с таких мест освобождается то дают надзор.В ПКТ как в изоляторе в 6 подъём матрасы сдают нары пристёгивают к стенке в камере до 6 человек можно курить ,посылка раз в полгода можно всё кроме чая. Вместо чая кофейный напиток какао .Прогулка один час .В ПКТ полегче сидеть чем в изоляторе поэтому администрация и не торопится из изолятора переводить .Конечно комиссия приезжает в лагерь или прокурор тогда быстро переведут.

История Шизо Бур Зур:

Среди многих радостных отказов, которые нёс нам с собой новый мир — правда небыло отказа от тюрем (стен не рушили, а вносили в них «новое классовое содержание»), но был безусловный отказ от [карцеров] — этого безжалостного мучительства, которое могло родиться только в извращенных злобой умах буржуазных тюремщиков. ИТК-1924 (исправительно-трудовой кодекс 1924 года) допускал, правда, изоляцию особо-провинившихся заключённых в отдельную камеру, но предупреждал: эта отдельная камера ничем не должна напоминать карцера — она должна быть сухой, светлой и снабженной принадлежностями для спанья. А сейчас не только тюремщикам, но и самим арестантам было бы дико, что карцера почему-то нет, что карцер запрещен. ИТК-1933, который «действовал» (бездействовал) до начала 60-х годов оказался еще гуманнее: он запрещал даже изоляцию в отдельную камеру! Но это не потому, что времена стали покладистей, а потому, что к этой поре были опытным путём уже освоены другие градации внутрилагерных наказаний, когда тошно не от одиночества, а от «коллектива», да еще наказанные должны и [горбить]: РУРы — Роты Усиленного Режима, замененные потом на БУРы — Бараки Усиленного Режима, штрафные бригады, и ЗУРы — Зоны Усиленного Режима, штрафные командировки. А уж там позже, как-то незаметно, пристроились к ним и — не карцеры, нет! а -ШИзо — Штрафные Изоляторы. Да ведь если заключённого не пугать, если над ним уже нет никакой дальше кары — как же заставить его подчиняться режиму? А беглецов пойманных — куда тогда сажать? За что даётся ШИзо? Да за что хочешь: не угодил начальнику, не так поздоровался, не во время встал, не во время лег, опоздал на проверку, не по той дорожке прошел, не так был одет, не там курил, лишние вещи держал в бараке — вот тебе сутки, трое, пятеро. Не выполнил нормы, с бабой застали — вот тебе пять, семь и десять. А для (отказчиков отрицал) есть и пятнадцать суток. И хоть по закону (по какому?) больше пятнадцати никак нельзя (да ведь по ИТК и этого нельзя!), а растягивается эта гармошка и до году. В 1932-м году в Дмитлаге за мостырку (мостырка когда косили на болезнь) давали год ШИзо! Если вспомнить еще, что мостырку и не лечили, то, значит, раненного больного человека помещали гнить в карцер — на год! Что требуется от ШИзо?

Для этого не топят Липай: даже когда снаружи 30 градусов мороза, не вставляют стекол на зиму, дают стенам отсыреть (или карцерный подвал ставят в мокром грунте). Окошки ничтожные или никаких (чаще). Кормят (сталинской пайкой) — 300 граммов в день, а «горячее», то есть пустую баланду, дают лишь на третий, шестой и девятый дни твоего заключения туда. Но на Воркуте- давали хлеба только двести, а вместо горячего на третий день — кусок сырой рыбы. Вот в этом промежутке надо и вообразить все карцеры. Наивное представление таково, что карцер должен быть обязательно вроде камеры — с крышей, дверью и замком. Ничего подобного! На Куранах-Сала карцер в мороз 50 градусов был разомшенный сруб. (Вольный врач Андреев: «Я как ВРАЧ заявляю, что в таком карцере МОЖНО сидеть!») Перескочим весь Архипелаг: на той же Воркуте- в 1937 году карцер для отказчиков отрицал был — сруб без крыши, и еще была простая яма. В такой яме (спасаясь от дождя, натягивали какую-нибудь тряпку), Арнольд Раппопорт жил как Диоген в бочке. Кормили так: надзиратель выходил из вахтенной избушки с пайками хлеба и звал тех, кто сидел в срубе: «Идите, получайте!» Но едва они высовывались из сруба, как часовой с вышки прикладывал винтовку: «Стой, стрелять буду!» Надзиратель удивлялся: «Что, и хлеба не хотите? Ну, уйду.» — А в яму просто швыряли сверху хлеб и рыбу в размокшую от дождей глину. В Мариинском лагере (как и во многих других, разумеется) на стенах карцера был снег — и в такой-то карцер не пускали в лагерной одежонке, а РАЗДЕВАЛИ ДО БЕЛЬЯ. Через каждые полчаса надзиратель открывал кормушку и советовал И. В. Шведу: «Эй, не выдержишь, погибнешь! Иди лучше на лесоповал!» И верно, — решил Швед, — здесь скорей накроешься! Пошел в лес. Всего за 12 с половиной лет в лагерях Швед отсидел 148 суток карцера. За что только он не наказывался! За отказ идти дневальным в Индию получил 6 месяцев штрафного лагеря. За отказ перейти с сытой сельхоз-командировки на лесоповал — судим вторично как за экономическую контрреволюцию, 58-14, и получил новые десять лет. Это блатной, не желая идти на штрафной лагпункт, может ударить начальника конвоя, выбить наган из рук — и его не отправят. У мирного политического выхода нет — ему-таки загонят голову между ног! На Колыме в 1938 году для блатных и карцеры были утепленные, не то, что для Пятьдесят Восьмой. БУР — это содержание подольше. Туда заключают на месяц, три месяца, полгода, год, а часто — бессрочно, просто потому, что арестант считается опасным. Один раз попавши в чёрный список, ты потом уже закатываешься в БУР на всякий случай: на каждые первомайские и ноябрьские праздники, при каждом побеге или чрезвычайном происшествии в лагере. БУР — это может быть и самый обычный барак, отдельно огороженный колючей проволокой, с выводом сидящих в нём на самую тяжелую и неприятную в этом лагере работу. А может быть — каменная тюрьма в лагере, со всеми тюремными порядками: избиениями в надзирательской вызванных поодиночке (чтоб следов не оставалось, хорошо бить валенком, внутрь которого заложен кирпич); с засовами, замками и глазками на каждой двери; с бетонным полом камер и еще с отдельным карцером для сидящих в БУРе. Именно таков был Экибастузский БУР (впрочем, и первого типа там был). Посаженных содержали там в камерах без нар (спали на полу на бушлатах и телогрейках). Намордник из листового железа закрывал маленькое подпотолочное оконце целиком. В нем пробиты были дырочки гвоздём, но зимой заваливало снегом и эти дырочки, и в камере становилось совсем темно. Днем не горела электрическая лампочка, так что день был темнее ночи. Никакого проветривания не бывало никогда. Полгода в 1950 году не было и ни одной прогулки. Так что тянул наш БУР на свирепую тюрьму, неизвестно, что тут оставалось от лагеря. Вся оправка — в камере, без вывода в уборную. Вынос большой параши был счастьем дневальных по камере: глотнуть воздуха. А уж баня — общий праздник. В камере было набито тесно, только что лежать, а уж размяться негде. И так — полгода. Баланда — вода, хлеба — шестьсот, табака — ни крупинки. Если кому-нибудь приходила из дому посылка, а он сидел в БУРе, то скоропортящееся «списывали» актом брал себе надзор , остальное сдавалось в каптерку на многомесячное хранение. Когда такую режимку выводили потом на работу, они уже для того шевелились, чтобы не быть снова запертыми. В этой духоте и неподвижности арестанты изводились, и приблатнённые — нервные, напористые — чаще других. Попавшие в Экибастуз блатари тоже считались за Пятьдесят Восьмую, и им не было поблажек. Самое популярное среди арестантов БУРа было — глотать алюминиевые столовые ложки, когда их давали к обеду. Каждого проглотившего брали на рентген и убедившись, что не врет, что действительно ложка в нём — клали в больницу и вскрывали желудок. Лешка Карноухий глотал трижды, у него и от желудка ничего не осталось. Колька Салопаев закосил на чокнутого: повесился ночью, но ребята по уговору «увидели», сорвали петлю — и взят он был в больничку. Еще кто-то: заразил нитку во рту протянул между зубов, вдел в иголку и пропустил под кожу ноги. Заражение! больница! — там уж гангрена, не гангрена, лишь бы вырваться. Но удобство получить от штрафников еще и работу заставляло хозяев выделять их в отдельные штрафные зоны ЗУРы. В ЗУРе прежде всего — худшее питание, месяцами может не быть второго, уменьшенная пайка. Даже в бане зимой — выбитое окно, парикмахерши в ватных брюках и телогрейках стригут голых заключённых. Может не быть столовой, но и в бараках баланду не раздают, а получив её около кухни надо нести по морозу в барак и там есть холодную. Мрут массами, стационар забит умирающими. Одно только перечисление штрафных зон когда-нибудь составило бы историческое исследование, тем более, что не легко его будет установить, всё сотрётся. Для штрафных зон назначали работы такие. Дальний сенокос за 35 километров от зоны, где живут в протекающих сенных шалашах и косят по болотам, ногами всегда в воде. При добродушных стрелках собирают ягоды, бдительные стреляют и убивают, но ягоды всё равно собирают: есть-то хочется! Заготовка силосной массы по тем же болотистым местам, в тучах мошкары, без всяких защитных средств. Лицо и шея изъедены, покрыты струпьями, веки глаз распухли, человек почти слепнет. — Заготовка торфа в пойме реки Вычегды: зимою, долбя тяжелым молотом, вскрыть слои промерзшего ила, снять их, из-под них брать талый торф, потом на санках на себе тащить километр в гору лошадей лагерь берёг. — Просто земляные работы «земляной ОЛП» под Воркутой. Ну и излюбленная штрафная работа — известковый карьер и обжиг извести. И каменные карьеры. Перечислить всего нельзя. Всё, что есть из тяжелых работ еще потяжелей, из невыносимых — еще невыносимей, вот это и есть штрафная работа. В каждом лагере своя. А посылать в штрафные зоны излюблено было: верующих, упрямых и блатных да, блатных, здесь срывалась великая воспитательная система на невыдержанности местных воспитателей. Целыми бараками содержали там «монашек», отказывающихся работать на дьявола. На штрафной «подконвойке» совхоза Печорского их держали в карцере по колено в воде. Осенью 1941-го дали 58-14 и всех расстреляли. Послали священника отца Виктора Шиповальникова «за религиозную агитацию» под Пасху для пяти санитарок отслужил «всенощную». Посылали дерзких инженеров и других обнаглевших интеллигентов. Посылали пойманных беглецов. И, сокрушаясь сердцем, посылали социально-близких, которые никак не хотели слиться с пролетарской идеологией. За сложную умственную работу классификации не упрекнём начальство в невольной иногда путанице: вот с Карабаса выслали две телеги — религиозных женщин на детгородок ухаживать за лагерными детьми, а блатнячек и сифилитичек — на штрафной участок Долинки — Конспай. Но перепутали, кому на какую телегу класть вещи, и поехали блатные сифилитички ухаживать за детьми, а «монашки» на штрафной. Уж потом спохватились, да так и оставили. И часто посылали на штрафные за отказ стать стукачом. Большинство их умерло там, на штрафных, и уж они о себе не расскажут. Тем менее расскажут о них убийцы-оперативники. Так послали и почвоведа Григорьева, а он выжил. Так послан был и редактор эстонского сельскохозяйственного журнала Эльмар Нугис. Бывали тут и истории дамские. О них нельзя судить достаточно обстоятельно и строго, потому что всегда остаётся какой-то неизвестный нам интимный элемент. Однако, вот история Ирины Нагель в её изложении. В совхозе Ухта она работала машинисткой адмчасти, то есть очень благоустроенным придурком. Представительная, плотная, большие косы свои она заплетала вокруг головы и, отчасти для удобства, ходила в шароварах и курточке вроде лыжной. Кто знает лагерь, понимает, что это была за приманка. Оперативник младший лейтенант Сидоренко выразил желание узнать её тесней. Нагель ответила ему: «Да пусть меня лучше последний урка поцелует! Как вам не стыдно, у вас ребенок плачет за стеной!» Отброшенный её толчком, опер вдруг изменил выражение и сказал: «Да неужели вы думаете — вы мне нравитесь? Я просто хотел вас проверить. Так вот, вы будете с нами сотрудничать.» Она отказалась и была послана на штрафной лагпункт. Вот впечатления Нагель от первого вечера: в женском бараке — блатнячки и «монашки». *(1) Пятеро девушек ходят, обернутые в простыни: играя в карты накануне, блатняки проиграли с них всё, велели снять и отдать. Вдруг входит с гитарой банда блатных — в кальсонах и в фетровых шляпах. Они поют свою воровскую как бы серенаду. Вдруг вбегают другие блатные, рассерженные. Они хватают одну свою девку, бросают её на пол, бьют скамейкой и топчут. Она кричит, потом уже и кричать не может. Все сидят, не только не вмешиваясь, но будто даже и не замечают. Позже приходит фельдшер: «Кто тебя бил?» «С нар упала» — отвечает избитая. — В этот же вечер проиграли в карты и саму Нагель, но выручил её сука Васька Кривой: он донёс начальнику, и тот забрал Нагель ночевать на вахту. Штрафные командировки как Парма Ныроблага, в самой глуши тайги считались часто и для стрелков и для надзора тоже штрафными, туда тоже слали провинившихся, а еще чаще заменяли их самоохранниками. Если нет закона и правды в лагерях, то уж на штрафных и тем более не ищи. Блатные куролесят там как хотят, открыто ходят с ножами Воркутинский «Земляной» ОЛП, 1946 год, надзиратели прячутся от них за зоной, и это еще когда Пятьдесят Восьмая составляет большинство. На штрафлаге Джантуй близ Печоры блатные из озорства сожгли два барака, отменили варку пищи, разогнали поваров, прирезали двух офицеров. Остальные офицеры даже под угрозой снятия погонов отказались идти в зону. В таких случаях начальство спасается рознью: комендантом Джантуя назначили суку, срочно привезённого со своими помощниками еще откуда-то. Они в первый же вечер закололи трёх воров, и стало немного успокаиваться. Вор вором губится, давно предвидела пословица. Согласно Передовому Учению расплодив этих социально-близких выше всякой меры, так что уже задыхались сами, отцы Архипелага не нашли другого выхода, как разделить их и стравить на поножовщину. Война блатных и сук, сотрясшая Архипелаг в послевоенные годы. Конечно, при всей видимой вольнице, блатным на штрафном тоже несладко, этим разгулом они и пытаются как-то вырваться, им выгоднее жить среди тех,с кого можно брать. Иногда блатные даже пальцы себе рубили, чтоб только не идти на штрафной, например на знаменитый воркутинский Известковый Завод. Некоторым рецидивистам в послевоенные годы уже в приговоре суда писалось: «с содержанием на воркутинском известковом заводе». Болты заворачивались сверху. Там все ходили с ножами. Суки и блатные каждый день резали друг друга. Повар (сука) наливал по произволу: кому густо, кому жидко, кому просто черпаком по лбу. Нарядчик ходил с арматурным прутом и одним его свистящим взмахом убивал на месте. Суки держали при себе мальчиков для педерастии. Было три барака: барак сук, барак воров, барак фраеров, человек по сто в каждом. Фраера — работали: внизу, близ лагеря добывалась известь, потом её носилками поднимали на скалу, там ссыпали в конусы, оставляя внутри дымоходы; обжигали; в дыму, саже и известковой пыли раскладывали горящую известь. В Джидинских лагерях известен штрафной участок Баянгол. На штрафной ОЛП КрасЛага Ревучий еще до всяких штрафных прислали «рабочее ядро» — ни в чём не провинившихся крепких работяг сотни полторы штрафной-то штрафной, а план с начальства требуют! и вот простые работяги осуждены на штрафной!. Дальше присылали блатных и большесрочников по 58-й — (тяжеловесов). Этих тяжеловесов урки уже побаивались, потому что имели они по 25 лет и в послевоенной обстановке убив блатного, не утяжеляли своего срока, это уж не считалось (как на Каналах) вылазкой классового врага. Рабочий день на Ревучем был как будто и 11 часов, но на самом деле с ходьбой до леса (5-6 километров) и назад получалось 15 часов. Подъём был в 4.30 утра, в зону возвращались в восьмом часу вечера. Быстро доходили значит, появлялись отказчики. После общего развода выстраивали в клубе отказчиков отрицал, нарядчик шел и отбирал, кого в (довод). Таких отказчиков в веревочных лаптях («обут по сезону», 60 градусов мороза), в худых бушлатах выталкивали за зону — а там на них напускали пяток овчарок: «Взять!» Псы рвали, когтили и валяли отказчиков. Тогда псов отзывали, подъезжал китаец на бычке, запряженном в ассенизационный возок, отказчиков грузили туда, отвозили и выворачивали тележный ящик с насыпи в лощину. А там, внизу, был бригадир Леша Слобода, который палкой бил этих отказчиков, пока они не подымутся и не начнут на него работать. Их выработку он записывал своей бригаде, а им полагалось по 300 граммов — карцерный паёк. (Кто эту всю ступенчатую систему придумал — это просто маленький Сталин!) Галина Иосифовна Серебрякова! Отчего вы ОБ ЭТОМ не напишете? Отчего ваши герои, сидя в лагере, ничего не делают, нигде не работают, а только разговаривают о Ленине и Сталине? Простому работяге из Пятьдесят Восьмой выжить на таком штрафном лагпункте почти невозможно. На штрафной подкомандировке СевЖелДорЛага (начальник — полковник Ключкин) в 1946—47 годах было людоедство: резали людей на мясо, варили и ели. Это было как раз сразу после всемирно-исторической победы нашего народа. Ау, полковник Ключкин! Где ты выстроил себе пенсионный особняк?

Источник